Глава 9.
Химия эмоциональной зависимости.
Существование «центров контроля эмоций» у нас в голове пробуждает образы расы роботов, созданных «природой» для переживания неких состояний и совершения определённых действий. До некоторой степени наше сознательное «я» (заинтересованное в карьерном росте, личном счастье и т.
п.) должно установить компромисс в нервных цепях мозга между тем, что мы «знаем», и древним знанием, «прошитым» в лимбической системе. Может ли это объяснить двойственность и парадоксальность, сопутствующие «модели» или теории человеческого разума? В некотором смысле конфликты просто встроены в эту систему; то, чего мы хотим для себя, может не совпадать с тем, что пойдёт на пользу эволюции нашего вида.Ричард Рестак, доктор медицины. «Мозг: Последняя граница»
В главе 8 мы рассмотрели реакцию на стресс, проявляющуюся на неврологическом и химическом уровне. В этой главе мы поговорим о развитии зависимости от знакомого набора химических веществ, вырабатываемых силой наших мыслей. Разобравшись в химии этой зависимости от собственных мыслей, мы сможем освободиться от неё и пойти дальше по пути эволюции.
Как мы уже видели, все воспоминания содержат эмоциональную составляющую. Следовательно, почти все наши мысли заряжены эмоционально, и думая о чём‑либо, мы также по ассоциации испытываем соответствующие эмоции. По мере того как мы восстанавливаем в памяти данные, относящиеся к людям, местам, вещам, временным периодам и событиям, и связанные с ними эмоции, мы активируем независимые нервные сети, отвечающие за каждое из этих воспоминаний. Активировавшись, это умонастроение запускает секрецию химических веществ, как в синаптическом пространстве, так и в гипоталамусе, стимулирующих мозг и тело. Каждая мысль обладает своей химической сигнатурой. В результате наше мышление становится ощущением – в действительности каждая наша мысль есть ощущение. Это происходит с нами постоянно и бессознательно.
Так как всё это связано с зависимостью? Согласно простейшему определению, зависимость – это нечто такое, чего мы не можем перестать делать. Допустим, вы находитесь в состоянии крайнего нервного возбуждения. Близкий человек поднял больную для вас тему о вашем промахе полугодовой давности – вы не сумели передать ему важное сообщение, – и вы снова чувствуете себя в нокауте от этого, как минимум, тысячного напоминания о вашей ошибке. Разумеется, близкий человек высказал это вам не в осуждение, а в виде невинного предположения:
– Ты уверена, что мне никто не звонил, пока меня не было?
Но вы слышите подтекст в этих словах и отвечаете соответствующим образом:
– Да, уверена. Я не идиотка. Я слышу, когда звонит телефон. И знаю заветную фразу: что ему передать.
На что ваш собеседник отвечает, подливая масла в огонь:
– Я и не утверждаю, что ты этого не знаешь. Я просто не уверен, что ты знаешь, как донести услышанное до нужного человека.
И в этот момент вас прорывает – и вы начинаете припоминать друг другу все грехи, большие и малые, совершенные за все то время, что вы знаете друг друга. Представьте, что в такой момент я вхожу в комнату и говорю каждому из вас:
– Я понимаю, что вы сейчас очень сердитесь. Я вижу это по вашим лицам и слышу по голосу. Прошу вас, перестаньте. Прямо сейчас. Просто перестаньте сердиться.
И вы отреагируете примерно так:
– Перестать? Ты спятил, что ли? Ты слышал, что он мне сейчас говорил? Он ворошит то, что случилось полгода назад, когда я была в домашних делах или занималась чековой книжкой, до которой у него никогда руки не доходят. Было девять вечера, и он где‑то шатался со своим дружком Филом, торчал в спортивном баре, смотрел дурацкий футбол, пока я тут надрывалась с калькулятором, у которого цифра пять вечно западает. А потом позвонил его кретин братец сказать об их чертовой рыбалке. И я забыла передать ему это. Но я не забыла, как закрывать судки с жареной картошкой, чтобы она не выдохлась!
Прекратить такую бурю воспоминаний обо всех промахах и связанных с ними эмоциях совсем не просто. Пока СНС побуждает вас к борьбе или бегству, вы не можете сделать ни того, ни другого в такой ситуации. Общественные нормы, законы и здравый смысл не велят вам переходить в физическое противоборство, но и первой закончить перебранку вы тоже не решаетесь. Так что вас переполняют химикалии, вырабатывающие всю эту мобилизующую энергию, – и вы оказываетесь в тупике. Вы подавляете себя. Вы рационализируете. Вы уклоняетесь. Вступаете в глупый спор. Ворошите все ваше прошлое. Вы не можете переключиться, даже если кто‑то к вам подходит и советует это. Почему?
Прежде чем я отвечу на этот вопрос, давайте вернёмся к примеру из главы 8. Помните, я предложил вам представить, как вы за рулём машины пересекаете перекресток, чтобы не останавливаться на светофоре? После чего вы заметили в зеркале проблесковые огни полицейской машины, и этот стимул запустил реакцию борьбы или бегства. Хотя, понятное дело, в такой ситуации вас не спасет ни бегство, ни борьба.
Но почему нет? Ведь надо признать, что есть люди, выбирающие бегство от полиции. Чаще всего, как мне кажется, у них уже есть неприятности с законом и они не хотят возвращаться в тюрьму. Но что, если вы выберете бегство и скоростную погоню? Признаюсь, я не раз фантазировал об этом. Возможно, кто‑то делает так потому, что он уже, по сути, в тюрьме – своей внутренней тюрьме: рутинной, однообразной, обыденной повседневной жизни, в которой так не хватает сильных чувств и новизны. Разумеется, я не побуждаю вас нарушать закон, чтобы выбраться из повседневной рутины, но я часто размышляю о том, что толкает некоторых людей внезапно сделать что‑то совершенно нетипичное для себя. Можем ли мы вообще говорить, что действия, совершаемые нами, и решения, принимаемые нами, или путь, по которому мы идём, нетипичны для нас? Ведь, как ни крути, мы сами сделали выбор: это итог работы конкретной нервной сети. Так где же всё это таилось долгие годы?
В случае ссорящейся пары (которая к тому же имеет схожие нервные сети) причина того, что они оба так разгорячились, относительно проста: им это нравится. Нравится не в том типичном смысле, какой мы вкладываем в это слово, но в смысле привычности этого чувства. И если вы пытаетесь понять, почему два постоянно ссорящихся человека продолжают оставаться вместе, эта глава как раз для вас, в ней, в числе прочего, вы найдёте ответ и на этот вопрос.
Прижиться и смириться.
Вы, конечно же, слышали о кризисе среднего возраста и, вероятно, наблюдали его проявления. Число ежегодно расторгаемых браков и покупаемых спортивных машин можно назвать прямо пропорциональным числу пар, отмечающих 50‑летний юбилей. Почему же этот срединный рубеж так чреват желанием изменить свою жизнь? Мы знаем, что эмоции и ощущения являются химическими маркерами предшествующего опыта. В нашей жизни, ближе к тридцати годам и чуть после, наступает момент, когда мы думаем, что испытали уже почти все, что можно. Возможно, мы по большому счёту просто перестали получать новые впечатления, а прежде испытанные вызывают у нас уже известные ощущения. Поскольку в юности у нас было множество разнообразных впечатлений, мы можем сказать, что знаем, как ощущается тот или иной жизненный опыт, – и следовательно, можем предвидеть его. При кризисе среднего возраста люди словно пытаются ощутить себя так, как тогда, когда впервые испытывали эмоции, связанные с новым опытом.
С самого детства и до начала взрослой жизни мы учимся и растём, получая впечатления из внешнего мира. А затем достигаем такой точки в середине жизни – с чем бы это ни было связано, с нашей генетикой или с усвоенным извне, – когда, несомненно, испытали уже немало опыта и эмоций. К этому времени, по большей части, мы не понаслышке знаем о сексуальности и собственной сексуальной ориентации, поскольку испытали это на личном опыте. Нам знакомы боль, мучения, чувство жалости. Мы знаем, что значит испытывать грусть, разочарование, предательство, безволие, беззащитность и слабость. Мы реагировали на всё это, не задумываясь. Нам знаком страх. Мы погружались в пучину вины. Нам доводилось испытывать неловкость, стыд и отвержение. Мы обвиняли, возмущались, извинялись и смущались. Мы познали успех и неудачу. Мы завидовали и ревновали. Мы знаем, что такое тирания, контроль, важность, соперничество, гордыня и злоба. Мы испытывали моменты полной власти и признания. Мы демонстрировали личную убеждённость, самодисциплину, преданность чему‑то или кому‑то и самоутверждение. Мы бывали эгоистичными и требовательными. Мы знаем, что значит ненавидеть и судить других и, что ещё важнее, мы знаем, что значит судить себя.
Все эти ощущения имеются у нас по двум причинам. Во‑первых, мы знакомы с ними потому, что наш жизненный опыт активировал предсуществующие нервные сети, унаследованные нами от родителей и прародителей, и мы превратили эти воспоминания в психологические установки и модели поведения. Нам также знакомы все эти эмоции, поскольку определенные ситуации приносили нам соответствующий опыт и окружающая среда побуждала наши нейроны образовывать новые связи. В свою очередь ощущения, связанные с тем или иным опытом, запускали у нас соответствующие мысли.
Поскольку ощущения помогают нам вспомнить пережитое и к этому времени мы испытали немало всего, у нас накопилась масса воспоминаний, связанных с бессчётным количеством всевозможных ощущений. Благодаря тому, что ближе к тридцати годам или слегка за тридцать мы уже испытали на опыте так много эмоций, мы в состоянии предвидеть исход большинства ситуаций1. Нам становится легко заранее определять итоговые ощущения, так как мы уже бывали в подобных обстоятельствах и знаем, какие ощущения им сопутствуют.
В этом отношении ощущения становятся барометром для определения нашей жизненной мотивации. Мы начинаем совершать тот или иной выбор, основываясь на том, какие ощущения получим в итоге. Если наше «я» определяет потенциальный опыт как знакомый и предсказуемый, мы чувствуем себя уверенно, следуя по этому пути. Все дело в ощущении уверенности, которое говорит нам, что мы уже переживали подобное событие, так что можем предвидеть его итог.
Однако если мы не можем предсказать ощущения при той или иной ситуации, мы не почувствуем интереса к участию в таком опыте. На самом деле, если мы можем предвидеть, что возможный опыт имеет вероятность вызвать неприятные или неудобные ощущения, мы постараемся избежать такой ситуации.
К тому времени, как нам исполняется тридцать пять, наше мышление почти исключительно основано на ощущениях. Ощущения становятся средством мышления. Чувства и мысли почти неразделимы. Большинство из нас не в состоянии быть выше своих ощущений. Петля обратной связи мыслей и чувств, по существу связанных с телом, окончательно формируется как раз примерно в этом возрасте, поскольку большую часть времени мы уделяем нашим ощущениям, а не обучению. Ощущения являются воспоминаниями о прошлом опыте; обучение является созданием новых воспоминаний с новыми ощущениями. На данном жизненном этапе мы вынуждены перестать фокусироваться преимущественно на своём росте и обучении и начать выживать. Работа, дом, машина, ипотека, финансы, инвестиции, дети, образование, общественные мероприятия и сохранение длительных отношений или брака – все это подходящие ингредиенты для начала жизни в режиме выживания вместо развития.
И вот, когда у нас возникает возможность нового опыта на данном жизненном этапе, мы обычно пытаемся предсказать его результат, основываясь на том, какие ощущения испытаем. Мы говорим себе примерно следующее: «Что я почувствую при этом? Сколько это продлится? Мне не будет больно? Мне нужно будет взять с собой еду? Мне придётся много ходить? Будет ли дождь? Будет ли холод? Кто там будет? Сможем ли мы устроить перерыв? Кто эти люди?» Все эти вопросы отражают тревоги, связанные с нашим телом, окружающей средой и временем. Это знак того, что юность уходит от нас и мы начинаем стареть.
Продолжая развивать аналогию, скажем, что мы оказываемся ещё крепче пойманными в ловушку нашего ящика. Мы не решаемся выйти наружу, за пределы знакомого опыта, чтобы испытать нечто неизвестное или новое для себя, поскольку не можем сопоставить с этим возможным опытом сопутствующее ему ощущение. Ящик нашего ограниченного мышления создаёт у нас то же самое «состояние ума».
Этому есть простое объяснение. Новый опыт пробуждает новое чувство. Неизвестный опыт может вызвать у нас неизвестное чувство, поэтому его предчувствие запускает механизмы выживания. Поскольку мы ещё не испытывали этого нового события, наше «я» прочёсывает базу данных прошлого опыта в поисках знакомых паттернов и ассоциаций для прогнозирования возможных ощущений, которые принесет с собой та или иная ситуация. Нервные сети унаследованных воспоминаний также активируются, стремясь дать оценку возможному будущему. Когда же мы не находим знакомых вариантов, мы просто сторонимся неизвестного опыта. Возможность испытать нечто новое отброшена за счёт активации нашего старого нейронного аппарата.
Новый опыт находится за пределами нашей зоны комфорта. И поэтому мы сторонимся неизвестного.
Химическое определение зависимости.
Многие годы было принято считать, что мозг посылает электрические импульсы вдоль своего сложно устроенного комплекса звеньев (которые, если вытянуть их в одну линию, покроют тысячи километров) для регулировки различных функций, позволяющих нам действовать в окружающем мире. Теперь же мы обнаруживаем, что в добавление к этой электрической модели, основанной на нейронах, аксонах, дендритах и нейромедиаторах, мозг функционирует ещё и на другом уровне.
Кэндас Перт говорит об этом химическом мозге как о второй нервной системе и указывает на наше коллективное нежелание принять такую модель: «Особенно трудно было признать, что эта химически основанная система, несомненно, более древняя и базовая для организма. Такие пептиды, как, например, эндорфины, создаются внутри клеток задолго до возникновения дендритов, аксонов и даже нейронов – фактически даже до возникновения самого мозга»2. Это может стать для вас шокирующим откровением или подтолкнуть к переоценке имеющихся знаний.
Давайте присмотримся к ней внимательней, чтобы лучше понять, как развивается «я» и как через привычку вырабатывается зависимость к нашей неврологической самости (и, следовательно, зависимость от эмоций). Первым делом мы исследуем химию мыслей и эмоций. Мы выстроим понимание того, как эти химикалии действуют совместно с неврологическими структурами, о которых мы говорили, и вырабатываются ими. Поскольку мы неврологически настроены на внешнюю среду и реагируем на неё, опираясь на наиболее закреплённые у нас в мозге нервные сети, мы соответственным образом зависимы от химикалиев и эмоций, вырабатываемых мозгом и телом в ответ на сигналы из внешней среды, от нашего тела и на собственные мысли. Для понимания химической составляющей эмоций и поведения мы рассмотрим два аспекта этого химического измерения.
- Какие процессы происходят в мозге для активации химических реакций и что заставляет химикалии выделяться в организме?
- Как это выделение химикалиев влияет на тело?
Прежде всего важно понять, что мы являемся химически обусловленными существами. Мы – производные нашей биохимической деятельности, от клеточного уровня, где происходят миллионы миллионов химических реакций и процессов, пока мы дышим, перевариваем пищу, боремся с микробами, двигаемся, думаем и чувствуем, до нашего настроения, действий, убеждений, чувственного восприятия, эмоций, вплоть до опыта и обучения. В то время как бихевиористы и прочие психологи когда‑то спорили о том, наследственность или внешняя среда прежде всего ответственны за наше поведение, новые научные исследования и открытия сдвинули фокус в сторону химического основания эмоций.
Подведём итоги по химии.
Самая основная, базовая информация, которую нам нужно усвоить, такова: всякий раз, как в мозге зажигается мысль, вырабатываются химические вещества, вызывающие у нас соответствующие ощущения и различные реакции в организме. Со временем тело привыкает к уровню химикалиев, курсирующих в кровотоке и разносящихся к каждой нашей клетке. Любое вмешательство в размеренный, установившийся уровень химического состава нашего тела приводит к дискомфорту.
Мы сделаем едва ли не всё, что в наших силах, сознательно и подсознательно, опираясь на собственные ощущения, чтобы восстановить привычный химический баланс.
Как и при реакции «борьба или бегство», всякий раз, когда зажигается мысль, вырабатываются различные химикалии. Три средства, обеспечивающие химическую коммуникацию в организме, – это нейромедиаторы, пептиды и гормоны.
Поэтому всякий раз, когда у нас возникает мысль, нейромедиаторы принимаются за работу в синаптическом пространстве, зажигая нервные сети, связанные с конкретным понятием или воспоминанием.
Любое воспоминание имеет соответствующий химический компонент, который воспроизводят пептиды. Как мы усвоили, часть среднего мозга, гипоталамус, вырабатывает множество различных пептидов. Гипоталамус можно уподобить лаборатории, в которой для всякой мысли, зажигаемой у нас в мозге, и всякой испытываемой эмоции вырабатывается соответствующая химическая сигнатура. Вот почему так часто лимбический, или средний, мозг называют эмоциональным мозгом. Он пробуждает наши половые токи, активирует творческое мышление и вызывает в нас мотивирующий дух соперничества. Этот эмоциональный мозг отвечает за выработку химикалиев, запускающих наши эмоциональные реакции и мысли.
Когда «химическая мысль» попадает в кровоток, она возбуждает тело, почти как АКТГ с глюкокортикоидами (кортизолом). Когда тело возбуждено, оно осуществляет коммуникацию через негативную петлю обратной связи для поддержания приемлемого уровня химикалиев в мозге и клетках тела.
Давайте рассмотрим, как действует эта негативная петля обратной связи. Поскольку гипоталамус является наиболее сосудистой частью мозга (с наибольшим кровоснабжением), он отслеживает циркулирующие объёмы каждого пептида при каждой химической реакции в организме. Для наглядности скажем, что при высоком уровне АКТГ понижается уровень кортизола, и тогда гипоталамус снижает выработку АКТГ. Уровень химикалиев определяется индивидуальными внутренними показателями каждого человека. Как мы уже говорили, каждый человек обладает своим уникальным гомеостатическим балансом, на который непосредственно влияет его генетическая программа, его реакция на внешние обстоятельства и его собственные невербализованные мысли.
На рис. 9.1 показана совместная работа мозга и тела для регулировки химической коммуникации. Высокий уровень циркулирующих в организме пептидов воздействует на различные железы и органы, вырабатывающие гормоны и секреции. Когда мозг регистрирует высокий уровень гормонов или секреций и низкий уровень циркулирующих пептидов, он действует как термостат и прекращает выработку гормонов. Когда уровень циркулирующих в организме гормонов понижается, мозг ощущает это понижение через гипоталамус и начинает вырабатывать больше пептидов, из которых можно будет получить больше гормонов.
Рис. 9.1. Негативная петля обратной связи между мозгом и телом
Эмоции, химия и вы.
Раньше учёные считали, что мы выражаем четыре базовые примитивные эмоции, определяемые у каждого человека устройством особой части среднего мозга, называемой миндалиной. В первоначальном тестировании исследователи стимулировали электричеством миндалину и наблюдали за ощущениями или действиями различных живых организмов.
Базовыми реакциями всегда были злость, грусть, страх или радость.
В более примитивном смысле это агрессия; подчинение; испуг или удивление; и приятие, соединение или счастье. В настоящее время, благодаря прогрессу нейробиологии, данная модель развилась и стала включать ещё три состояния, помимо четырёх названных: удивление, пренебрежение и отвращение. Нетрудно понять, что удивление связано со страхом и что пренебрежение или отвращение можно легко связать со злостью или агрессией3.
Во многих источниках говорится, что субъективные переживания, уникальные для каждого человека, включают ту или иную комбинацию или смесь каждой из этих первичных эмоций. Вторичные эмоции, или социальные, создаются из первичных, наподобие смешивания основных красок для получения оттенков. Эти вторичные эмоции включают смущение, ревность, вину, зависть, гордость, доверие, стыд и многие другие.
Мне кажется, чувства создаются примерно следующим образом: неокортекс реагирует, чувствует или думает, после чего средний мозг вырабатывает нейрохимические факторы, которые затем поддерживают или активируют различные отделы и нервные сети для производства как наших уникальных, так и общеизвестных ощущений.
Ощущения, как вы помните, являются результатом сравнительного опыта, пережитого всеми нами, благодаря общему окружению и социальным условиям (наше формирование за счет обучения и личного опыта; то есть воспитания); кратковременных генетических свойств, наследуемых от родителей (их закрепленный эмоциональный опыт; то есть природа) и общих долговременных генетических свойств (человеческий мозг структурирован подобным же образом; поэтому мы разделяем общие универсальные склонности; опять же природу).
Таким образом, это «программное и аппаратное обеспечение» нашего организма обусловливает восприятие окружающей среды и поведение всех представителей нашего вида с использованием относительно одинаковых эмоций. В данном случае я не намерен вдаваться в тонкости между эмоциями, ощущениями, побуждениями и сенсорными реакциями; давайте просто согласимся, что они являются химически активируемыми состояниями ума и что эмоции – это не более чем конечные продукты нашего личного опыта, как общепринятого, так и уникального.
Давайте вернёмся к паре, описанной в начале главы, которая иллюстрирует принцип работы этого механизма. Партнёр A приходит домой и спрашивает, не было ли сообщений для него. Партнёр Б зажигает свои нервные сети, опираясь на комплексный паттерн, включённый в это понятие приёма сообщений. Среди единиц информации, хранимых там, имеется ассоциативное воспоминание о неудаче при передаче важного сообщения, имевшей место полгода назад. Нейромедиаторы в мозге партнера Б зажигаются в синаптическом пространстве, посылая сигнал из неокортекса в средний мозг. Этот сигнал содержит как информацию о телефонных сообщениях, так и прошлые эмоции, которые партнёр Б ассоциировал с этим воспоминанием – в данном случае стыд. По существу, партнёр Б теперь воспроизводит умонастроение стыда на основании того, как его мозг активирует нервные паттерны. Его средний мозг передаёё сообщение в тело для выработки химикалиев, ассоциируемых с ощущением стыда.
Суть в том, что стыд – это не единственное ощущение, которое испытывает партнер Б. Стыд в данном случае вырабатывает ещё такое ощущение, как злость. Мы можем назвать эту смешанную эмоцию, которую испытывает партнёр Б, словом «стыдлость». Я не пытаюсь позабавить вас; напротив, я хочу проиллюстрировать, что наши эмоциональные состояния часто представляют собой сочетание нескольких ощущений. Пептиды, вырабатывающие химические эквиваленты этих смешанных эмоций, подобны специям, которые при смешивании создают богатый и многослойный вкус. Химический рецепт – ингредиенты и их пропорции – служит выработке исходной эмоции, ассоциируемой с опытом, хранящимся в нервной сети.
В других людях такое воспоминание о неудаче может вызывать грусть, ощущение беспомощности или сожаление. Но какой бы ни была эта эмоция, как только сигнал посылается в гипофиз, тело оживает, как и при реакции «борьба или бегство». Только теперь вместо страха за свою жизнь мотивирующей эмоцией, выработанной памятью, хранящейся в мозге партнера Б, будет стыд/злость.
В этот момент гипофиз ставит свою метку на это сообщение, и теперь он совместно с гипоталамусом готовит порцию пептидов, приложимых к стыду и злости. Эти пептиды выделяются в кровоток и движутся в различные области тела партнёра Б. Рецепторные участки клеток и железистого аппарата тела сличают эту эмоцию и притягивают к себе соответствующие химикалии стыда и злости. Партнёр Б вырабатывал эти эмоции долгие годы, так что клетки могли развить поразительное число рецепторных участков для стыда или злости.
Чем чаще мы испытываем определённую эмоцию, тем больше разовьём для неё рецепторных участков.
Рис. 9.2 показывает, как мысли/ощущения злости и стыда становятся химическими сигналами, активирующими реакции тела на клеточном уровне.
Рис. 9.2. Биохимическая экспрессия злости/стыда и химическая/неврологическая саморегулирующаяся система между мозгом и телом
Изначально (полгода спустя после имевшего место быть случая) партнёр Б не испытывал злости в тот момент, когда партнёр А спросил, не передавал ли ему кто‑то сообщения. Партнёр Б разозлился потому, что жил привязанным к прошлому и реагировал, исходя из этой привязанности. В данном случае высока вероятность того, что партнёр Б основательно развил нервную сеть стыда и закрепил соответствующий проводящий путь. Возможно, партнёр Б унаследовал это от кого‑то из своих родителей или через личный опыт; в любом случае у него развилась чрезвычайная чувствительность к стыду. Он ненавидит чувствовать себя неправым. И ненавидит, когда ему напоминают о его проступках. Возможно, он испытывал подобные притеснения со стороны родителей, которые предъявляли к нему высокие требования. Он же в ответ на это мог выработать у себя и проработать эти ожидания до такого крайнего перфекционизма и поднять свою самооценку на такой высокий уровень, что у него закрепилась реакция злости на малейшее сомнение в его компетентности или способностях. Его стыд, так легко переходящий в злость, вероятнее всего, обусловлен злостью на самого себя за неудачу. Если такой человек всю жизнь испытывает стыд и злость на себя, подкрепляемые воспоминаниями обо всех его неудачах, отпечатанных в нервных сетях, он также проживает жизнь с этими химикалиями стыда и злости, циркулирующими по организму. В результате в его клетках образуются тысячи рецепторных участков, к которым могут причаливать химикалии стыда и злости.
Наше тело постоянно производит различные типы клеток. Какие‑то клетки производятся в течение нескольких часов, каким‑то нужен целый день, каким‑то – неделя, месяцы, а некоторым – годы. Если высокопептидный уровень стыда и злости поддерживается ежедневно в течение нескольких лет, тогда при делении каждой клетки для образования дочерних в соответствии с этой высокой потребностью будут изменяться рецепторы на клеточной мембране. Это процесс естественной регуляции, происходящий во всех клетках.
Представьте себя в международном аэропорту, где все выстроились в очередь перед таможенными стойками. Открыты четыре прохода из имеющихся двадцати, и четыреста человек ждут в очереди. Стоя там, вы понимаете, что аэропорт работал бы эффективней, если бы было открыто больше путей для обслуживания пассажиров. Вот эта мудрость и применяется в наших клетках. Если мы повышаем чувствительность клетки огромным количеством пептидов, тогда при её делении природная мудрость улучшает следующее поколение для соответствия требованиям, идущим из мозга. В данном случае клетка «активируется», вырабатывая больше рецепторов.
Со временем, при достаточном объёме такой активации, тело начнёт думать за нас и станет нашим разумом. Оно будет жаждать тех же сообщений, которые получало всё это время, чтобы клетки оставались в активном состоянии. Тело, как сообщество множества клеток, будет нуждаться в поддержании долговременного химического порядка на клеточном уровне. Не напоминает ли это зависимость?
У некоторых клеток, имеющих чрезмерную чувствительность, рецепторы становятся безразличными к пептидам и просто закрываются. В таком случае происходит регулировка в другом направлении. Клетки вырабатывают меньше рецепторных участков, так как им слишком трудно выдерживать такой объем внимания. Некоторые клетки могут даже давать сбой в работе, не справляясь с обработкой такой массы химикалиев, накатывающих на них. Помните, что пептиды запускают внутренние процессы в каждой клетке для выработки белков или изменения энергии. Когда чрезмерные объёмы пептидов постоянно бомбардируют клетку снаружи, она получает слишком много указаний и не успевает обработать их. Клетка не может справиться с таким объёмом одновременно поступающих приказов, так что она закрывает двери. Кинотеатр заполнен, больше мест нет.
Рис. 9.3 иллюстрирует активацию и деактивацию рецепторов. При активации клетки отвечают на запросы мозга и создают дополнительные рецепторные участки. При деактивации определённые рецепторные участки закрываются от чрезмерной стимуляции и становятся менее активными.
Рис. 9.3. Регулировка рецепторных участков вследствие высокого уровня пептидов, поступающих к клеткам.
В случае деактивации представьте, что вы в отношениях с кем‑то, кто все время придирается к вам и заставляет показывать себя с плохой стороны. Со временем вы станете менее восприимчивым и просто перестанете реагировать на такие придирки. Клетки, особенно нервные, обычно становятся химически нечувствительными (более стойкими к стимулам), и потому со временем им начинает требоваться больше химикалиев для активации. Другими словами, нам требуется сильней реагировать, сильней беспокоиться, сильней раздражаться или сердиться.
Требуется большая интенсивность того же чувства, чтобы активировать мозг, так как рецепторы потеряли восприимчивость из‑за продолжительной стимуляции.
На этом основывается пристрастие к такому наркотику, как кокаин. Когда кто‑то принимает кокаин, происходит неимоверное выделение дофамина, дающее человеку невыразимое ощущение удовольствия. Однако в дальнейшем требуется увеличивать дозу для достижения такого же эффекта. И в отношении наших эмоциональных состояний этот цикл развивается примерно так же.
Можно взглянуть на это явление и по‑другому. Рецепторные участки состоят из белка, и число рецепторов в целевой клетке обычно не остаётся постоянным в течение нескольких дней или даже минут4. Они так же пластичны, как и нейроны. Каждый раз, как пептид причаливает к рецепторному участку, он изменяет форму белка. С изменением формы белка изменяются и его функции. Когда многократно выполняется одна и та же функция на том же самом рецепторном участке, рецепторы изнашиваются и пептид больше не воспринимается. Связывание пептидов с рецепторными участками вызывает уменьшение числа рецепторов вследствие подавления активности некоторых рецепторных молекул или из‑за невозможности клетки выработать достаточно белковых молекул, чтобы вовремя создать рецепторы. В результате белковый рецептор уже не действует как следует. Ключик с трудом попадает в скважину. Когда перенагруженная клетка делится, в дочерних клетках создаётся меньше рецепторных участков – для поддержания баланса в теле. Когда происходит такой тип уменьшения восприимчивости, кажется, что телу никогда не будет достаточно пептидов для поддержания химического состояния, к которому оно привыкло. Нас всегда что‑то не устраивает.
Когда тело переняло функцию разума и мы чувствуем себя в соответствии с нашими мыслями (из‑за химического коктейля, намешанного гипофизом), мы начинаем думать согласно нашим ощущениям. Это потому, что клетки, соединенные между собой нервной тканью, в отсутствие сигналов от мозга начинают сообщаться с ним через спинной ствол.
Наши клетки также сообщаются через петлю химической обратной связи (внутренний термостат мозга). Когда произведенные химикалии заканчиваются, тело выполняет свою обычную работу. Оно хочет сохранить привычный уровень химикалиев. Тело наслаждается этим всплеском химикалиев злости/стыда, потому что они дают ощущение живости, ясности восприятия и энергию. А поскольку эти чувства так знакомы нам, они подтверждают нашу собственную личность с определённым набором ощущений. Если большую часть жизни мы испытывали стыд и злость, все это время такие химикалии присутствовали в нашем теле. Поскольку одной из первичных биологических функций является поддержание баланса путём гомеостаза, мы пойдём почти на что угодно для сохранения этой химической непрерывности, опираясь на нужды клеток на простейшем уровне. Так тело занимает место разума.
Дело в теле.
Мы знаем, что пептиды – это маленькие белки, являющиеся химическими посланниками, которые вырабатываются в гипоталамусе и выделяются гипофизом. Попадая в кровоток, они достигают различных органов и тканей тела. Приближаясь к клетке, они взаимодействуют с рецепторными участками, крупными белками на её поверхности, дающими возможность избирательно принимать в свою внутреннюю среду влияющие на её работу пептиды. Как только пептид попадает на рецепторный участок, он меняет структуру рецептора и посылает сигнал в ДНК клетки.
Все клетки представляют собой фабрику по производству белков. Мышечные клетки вырабатывают мышечные белки под названием актин и миозин. Кожные клетки вырабатывают кожные белки под названием эластин и коллаген. Желудочные клетки вырабатывают желудочные белки, энзимы и т. д. Белки производят ДНК каждой клетки. Белки состоят из структурных элементов под названием аминокислоты. Когда пептид причаливает к рецепторному участку, он передает сообщение для распаковки ДНК клетки, чтобы начать создавать различные сопутствующие белки. На рис. 9.4 наглядно показано, как клетки создают белки.
Рис. 9.4. Демонстрация различных клеток, получающих сигналы для создания различных белков
Мы осуществляем экспрессию примерно 1,5 % наших ДНК (наших генов), а остальные 98,5 % называются бесполезными ДНК. Когда клетка создает различные белки, она проводит экспрессию соответствующих генов. (Возьмем для примера экспрессию гена для белков, отвечающих за цвет глаз.) Наша ДНК подобна библиотеке потенций, которые использует клетка для своей белковой экспрессии. Если те 98,5 % наших ДНК на самом деле не бесполезны, они могут пребывать в латентном состоянии, ожидая активации правильным типом химических сигналов. Современные учёные обнаруживают, что склад избыточных ДНК имеет важные функции.
У нас просто может быть множество латентных генов, ожидающих своей экспрессии для дальнейшей эволюции.
Из 1,5 % наших ДНК, которые проявляют экспрессию, создавая белки, более 96 % совпадают с ДНК шимпанзе. Совокупность нашей генетической экспрессии – это то, как мы выглядим физически, как функционируем биологически и как устроены неврологически: папина вспыльчивость, мамина жалость к себе; папины широкие плечи, мамин маленький нос; папино плохое зрение, мамин диабет. Наше тело вырабатывает различные белки через экспрессию наших генов, и это делает нас теми, кто мы есть.
Когда пептиды «дают указания» клетке, они активируют ДНК для создания белков в соответствии с заказами, поступающими от наших нервных сетей. Если заказы представляют собой то же самое ощущение страха или схожее агрессивное состояние злости, которые мы посылали в клетки в виде сигналов снова и снова в течение многих дней или же лет, тогда со временем ДНК клетки начнёт давать сбои. Другими словами, у нас не было новых впечатлений с новой химической сигнатурой (в форме различных пептидов), которые могли бы дать сигнал клетке активировать новые гены для создания новых белков. Если клетки получают одни и те же химические заказы от тех же эмоциональных состояний, наши гены начинают изнашиваться – это как водить машину на одной передаче5. Если ДНК начинает страдать от чрезмерного использования, клетки создают более «низкопробные» белки.
Если подумать об этом, всякое старение есть результат неправильной выработки белков. Что происходит, когда мы стареем? Наша кожа провисает. Кожа состоит из белков. А что происходит с волосами? Они утончаются. Волосы – это белок. Что происходит с суставами? Они теряют гибкость. Синовиальная жидкость состоит из белков. Что происходит с пищеварением? Оно ухудшается. Энзимы – это белки. Что происходит с костями? Они становятся хрупкими. Кость состоит из белков. Когда наш организм производит низкопробные белки, тело осуществляет экспрессию в ослабленном состоянии.
Экспрессия жизни – это экспрессия белков. Если мы постоянно даем клеткам одни и те же заказы от тех же самых повторяющихся эмоциональных установок, основанных на тех же самых ощущениях, мы создаём те же самые химические пептиды. В результате мы не посылаем никаких новых сигналов клетке для активации какой‑либо новой генетической экспрессии. Мы повторяем те же мысли, которые генетически закреплены или связаны с какими‑то знакомыми эмоциональными установками от прошлого жизненного опыта. Если мы каждый день живём теми же чувствами, мы можем быть уверенными, что эти химикалии приведут к перегрузке ДНК клетки, которая станет создавать измененные белки. ДНК клетки станет давать сбои.
Поэтому, когда мы сердимся, досадуем или грустим по поводу кого‑то или чего‑то, на кого это в действительности воздействует? Все наши эмоциональные установки – которые, как мы считаем, вызываются чем‑то внешним по отношению к нам, – обусловлены не только тем, как мы воспринимаем реальность с помощью своих нервных сетей, но также тем, насколько мы зависимы от тех или иных ощущений. Исследования, проведенные в Университете Пенсильвании, показывают, что люди, находящиеся в депрессии, видят мир в соответствии со своими мыслями и ощущениями. Если мы покажем на секунду две различные картины людям в депрессии и людям из контрольной группы – на одной из картин изображено застолье, а на другой похороны – и спросим, что они запомнили, большинство людей в депрессии запомнят сцену с гробом. Они как будто воспринимают внешний мир в соответствии со своими ощущениями, тем самым постоянно подкрепляя их6.
Кроме того, химическая непрерывность любого эмоционального состояния, которое мы проявляем в течение нескольких лет, испытывая те же ощущения день за днём, приводит к тому, что мы направляем деструктивные мысли на самих себя. Наши мысли и реакции в конечном счёте воздействуют на нас самих. Задумайтесь о глубоком смысле поговорки: «Судя других, прежде всего судим себя».
Если, став взрослыми, мы больше не усваиваем ничего нового и не имеем новых впечатлений, которые изменяли бы наш мозг и разум, мы будем использовать то же самое нервное оснащение, которое досталось нам от родителей, тем самым активируя те же самые физические и умственные генетические заболевания. Когда мы можем активировать только генетику, эквивалентную унаследованной нами, мы непременно будем проявлять те же внутренние физические и психологические состояния заболеваний и клеточного износа.
Экспрессия белков – это экспрессия жизни, а следовательно, экспрессия здоровья. Так кто же тогда отдаёт приказы о создании химикалиев, определяющих наше здоровье? Мы сами. Именно наша психологическая установка, сознательная или бессознательная, зажигает наши нервные сети, заставляющие химикалии в гипоталамусе посылать сигнал в клетку в форме пептида, возбуждающего ДНК для генной экспрессии, чтобы создавать те же самые или другие белки. Чтобы изменить белки на клеточном уровне и их воздействие на наше здоровье, мы должны поменять нашу психологическую установку, чтобы новый сигнал мог достичь клетки7.
Поскольку экспрессия белков эквивалентна здоровью тела, наша установка и обращение с собственными мыслями непосредственно связаны с нашим здоровьем. Рис. 9.5 демонстрирует, как наши мысли и установки соотносятся со здоровьем тела8.
Свежие комментарии