Глава 5.
Новые начинания.
Исцеление — вопрос времени,
но иногда это ещё и вопрос возможности.
Гиппократ.
На острове Молокаи, в долине Пелекуну, в поросших мхом скалах спряталась маленькая хижина. Из неё доносились вскрики женщины. «Мама Чиа! Мама Чиа!» — кричала она от боли и страха, сопротивляясь мучениям трудных родов.
Молокаи — сюда в 1800-х годах ссылали прокажённых и оставляли их здесь умирать отрезанными от всего мира стеной страха и невежества.
Молокаи — дом коренных гавайцев, японцев, китайцев, филиппинцев и небольшого числа американцев и европейцев; прибежище контркультуры и иного образа жизни; родина выносливого и независимого народа, избегающего цивилизации и наплыва туристов с соседних островов; работящего и живущего простой жизнью народа, который учит своих детей вечным ценностям и любви к природе.
Молокаи — остров духов природы и древних легенд, место тайных захоронений кахуна купуас — шаманов, магов и знахарей, духовных воителей, живущих в гармонии с энергиями Земли.
Молокаи готовился принять на свою землю нового жителя, новую душу, новую жизнь.
Голова Мицу Фуджимото, миниатюрной полуамериканки-полуяпонки лет сорока, металась из стороны в сторону, лоб был покрыт испариной. Она плакала, стонала и молилась за своё дитя, слабо выкрикивая: «Мама Чиа!» Отчаянно напрягаясь, содрогаясъ при каждой очередной схватке, она сражалась за жизнь своего ребёнка.
Часы или минуты спустя — я не могу определить, сколько прошло времени, — после метания в бреду, возвращения и провалов сознания, я проснулся — и ко мне вновь вернулась отчаянная жажда. Но если я испытываю жажду, то я все еще жив! Это простое логическое заключение ошеломило меня, и в эти мгновения ясности разума я ощутил свое тело и прошел по нему внутренним взором, критически оценивая состояние каждого органа. Голова гудела, кожа горела огнем. И я ничего не видел — я ослеп! Я пошевелил рукой. Движение было невероятно слабым. Я ощупал свои глаза и с огромным облегчением обнаружил, что они покрыты легкой тканью.
У меня не было никакого представления о том, где я — в палате больницы, дома в Огайо или где-то в Калифорнии. Может быть, я заболел или со мной произошел какой-то несчастный случай? Возможно, все это лишь сон.
Длинные черные волосы Мицу спутались и беспорядочными прядями покрывали ее лицо и подушку. После того как около десяти лет назад умер её первый ребёнок, она поклялась никогда больше не иметь детей — она не смогла бы пережить страданий ещё одной утраты.
Но когда она пересекла рубеж сорокалетия, то поняла, что у нее остался последний шанс. Сейчас — или никогда. Так Мицу Фуджимото и её муж Сей приняли решение.
Через несколько месяцев лицо Мицу засияло, а живот округлился. Бог благословил чету Фуджимото ребёнком.
Сейчас Сей побежал в долину за помощью. Мицу, скорчившись, лежала на кровати, пользуясь передышкой между схватками, — обессиленная, одинокая и испуганная, измученная мыслями о том, что может случиться самое страшное. Когда подступала новая волна схваток и её живот вновь превращался в камень, Мицу начинала выкрикивать имя Мамы Чиа.
Когда я снова пришёл в сознание, мир по-прежнему был тёмным — мои глаза всё ещё были покрыты повязкой. Кожа всё так же горела, и мне оставалось только стонать и терпеть эту боль.
Я услышал какой-то звук, словно кто-то выжимал мокрую тряпку над ведром с водой. В это мгновение моего лба коснулась прохладная ткань, а мои ноздри затрепетали, почуяв аромат воды.
Мои чувства были настолько обострены, что по щекам покатились слёзы.
— Спасибо, — прошептал я. Мой голос срывался и я сам едва его слышал.
Я медленно поднял руку и слабо пожал тонкую ручку, которая держала влажный компресс и сейчас прикладывала его к моей груди и плечам.
Я был удивлен, услышав голос девяти-десятилетней девочки.
— Отдыхайте, — сказала она.
— Спасибо, — повторил я и добавил: — Воды… пожалуйста…
Другой рукой девочка мягко приподняла мою голову, чтобы я мог напиться. Я ухватился за чашку и начал жадно пить. Вода стекала по моему подбородку на грудь. Девочка отняла от меня чашку.
— Мне очень жаль, но я могу давать вам только немного воды за один раз, — извинилась она, опуская мою голову на подушку. Я тут же заснул.
Страдания Мицу продолжались, но она была уже слишком истощена, чтобы напрягаться, и слишком слаба, чтобы говорить. Дверь хижины внезапно отворилась, и в нее вбежал её муж, задыхаясь от бега по крутому подъёму.
— Мицу! — воскликнул он. — Я привел её!
— Фуджи, мне нужны чистые простыни — немедленно! — сказала Мама Чиа, которая торопливо подошла к измученной роженице и уже осматривала её. Она потерла руки:
— Еще три чистых полотенца. И вскипяти большой таз воды. Потом вернись к грузовику и принеси кислород.
Быстро и уверенно Мама Чиа — акушерка, знахарка, кахуна — ещё раз осмотрела Мицу и начала готовиться к приёму ребёнка. Эти роды будут трудными, но с Божьей помощью и при содействии духов острова она сможет сохранить жизнь матери и помочь появиться на свет новой душе.
Жар кожи превратился из непрерывной жгучей боли в мягкую пульсацию. Я осторожно попытался пошевелить мышцами лица.
— Что со мной случилось? — в отчаянии спросил я, всё ещё надеясь очнуться от этого кошмара — глупого, безумного и мучительного.
Нет, это был не сон. Слезы навернулись на мои глаза. Я совершенно ослабел и едва мог двигаться, мои губы пересохли я потрескались. Я с трудом произнес:
— Воды… — но меня никто не слышал.
Я вспомнил, что сказал Сократус о поиске чего-то значимого: «Лучше никогда не начинай. Но если начал — закончи». — Лучше и не начинай, лучше и не начинай… — пробормотал я, вновь погружаясь в сон.
Крик младенца донесся из открытых окон крохотной хижины и растворился в джунглях. Мицу слабо улыбнулась, глядя на ребёнка у своей груди. Сияющий Фуджи сидел рядом, нежно поглаживая то руку жены, то младенца. По его щекам катились слёзы радости.
Мама Чиа прибирала комнату. В прошлом ей приходилось уже множество раз делать это.
— Мицу и твой сын будут в полном порядке, Фуджи. Я оставлю их на твое попечение, и я уверена, что передаю их в надёжные руки. — Она улыбнулась.
Плачущий Сей смущенно сжал обе руки Мамы Чиа в своих и заговорил, сбиваясь с гавайского на японский и английский.
— Мама Чиа, махало! Махало! Аригато госсшмас! Как я смогу отблагодарить тебя? — спросил он, глядя на нее влажными от слёз счастливыми глазами.
— Ты уже это сделал, — ответила она. Но выражение его лица показывало, что ни слова, ни слёзы радости не станут для Фуджи достаточной мерой благодарности. Для него это был вопрос чести и гордости, поэтому она добавила:
— Немного овощей с твоего поля, когда придёт время урожая, будет вполне достаточно. У тебя лучший ямс на острове.
— Ты получишь все самое лучшее! — поклялся он.
В последний раз взглянув на усталое, но счастливое лицо Мицу, качающей ребёнка, Мама Чиа собрала свои вещи, вышла из хижины и начала свой неторопливый спуск в долину. Ей нужно было навестить ещё одного пациента.
Я проснулся, когда уже знакомые маленькие руки приподняли мою голову и аккуратно влили мне в рот несколько капель жидкости. Я жадно проглотил их; жидкость была странной на вкус, но приятной. Ещё пара глотков — и девочка отобрала у меня чашку, а потом смазала какой-то мазью мое лицо, грудь и руки.
— Это отвар из плодов дерева нони и сока алоэ, — сказала она тонким голоском. — Он поможет вылечить ваши ожоги.
Очнувшись в следующий раз, я почувствовал себя гораздо лучше. Головная боль почти прошла, а кожа уже не горела, хотя и была натянутой. Я открыл глаза—повязку с них уже сняли — и с радостью обнаружил, что не потерял зрение. Медленно повернув голову, я осмотрелся: я был один и лежал на узкой кровати в углу маленькой и опрятной однокомнатной бревенчатой хижины. Сквозь щели в стенах прорывались лучи света. В ногах кровати стоял деревянный сундук, а у дальней стены — комод с множеством ящиков.
В моей голове крутились вопросы. «Где я? Кто меня спас? Кто перенес меня сюда?»
— Эй? — сказал я. — Эй! — Я крикнул громче и услышал за дверью шаги. В комнату вошла девочка, у неё были гладкие тёмные волосы и прекрасная улыбка.
— Привет! — сказала она. — Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
— Да, — сказал я. — Кто… кто ты? И где я?
— Вы здесь — лукаво улыбаясь, ответила она. — Я — Сачи, помощница Мамы Чиа, — гордо добавила она. — Мое полное имя Сачико, но Мама Чиа зовет меня Сачи…
— Кто такая Мама Чиа? — перебил я.
— Моя тётя. Она учит меня искусству кахуна.
— Кахуна? Значит, я все еще на Гавайях?
— Ну конечно! — Она рассмеялась над моим глупым вопросом. — Это Молокаи. — Она показала на выцветшую карту Гавайских островов, которая висела прямо над моей кроватью.
— Молокаи? Меня отнесло к Молокаи?! — пораженный, повторил я.
Мама Чиа медленно брела по извилистой тропе. Эта неделя выдалась трудной, и она очень устала за последние несколько дней. Работа потребовала от нее гораздо большей энергии, чем могло дать её физическое тело.
Она неутомимо продолжала идти сквозь лес. Отдыхать не было времени, ей хотелось проведать своего нового пациента. Ее цветастое платье было все еще влажным от недавнего ливня, и его подол был забрызган пятнами грязи. Волосы слиплись на лбу мокрыми прядями. Но сейчас ее не беспокоил внешний вид, и она так быстро, как только могла, шла по этой скользкой тропе в джунглях, ведущей к её новому больному.
Наконец она достигла последнего поворота — её тело знало эту тропу настолько хорошо, что она могла бы пройти по ней с закрытыми глазами, — и увидела небольшую поляну, на которой в тени деревьев стояла хижина. «Странно, все на месте», — шутливо подумала Мама Чиа. Она прошла мимо сарайчика с утварью, крошечного огорода и вошла в дом.
Я медленно сел в кровати и посмотрел в окно. Было послеобеденное время, солнце уже висело низко и освещало противоположную стену комнаты. От слабости у меня закружилась голова, и я снова лег.
— Сачи! — позвал я. — Как я сюда попал? И… Я рывком сел в кровати и чуть не потерял сознание, когда увидел женщину, которая вошла в комнату и подошла ко мне.
— Рут Джонсон?! — воскликнул я, совершенно ошеломлённый. — Это невозможно! Я что, сплю?
— Вполне возможно, — ответила она.
Но нет, это был не сон. Передо мной стояла женщина, которая отправила меня в это кошмарное путешествие в океане на деревянной доске.
— Вы чуть не убили меня! — крикнул я.
Она прислонила свою трость к стене, молча взбила мне подушку и мягко уложила в постель. Она не улыбалась, но в её лице была такая нежность, какой я никогда не видел раньше. Она обернулась к девочке:
— Ты хорошо о нем позаботилась, Сачи. Твои родители могут гордиться тобой.
Сачи вспыхнула от удовольствия, её лицо засветилось. Но я был занят своими мыслями.
— Кто вы? — спросил я. — Почему вы так со мной поступили? Что происходит?
Она ответила не сразу. Достав пузырек с мазью, она начала растирать её по моему лицу, и только потом тихо сказала:
— Не понимаю. Ты совсем не похож на глупенького мальчика. Так почему же ты не выполнил мои указания? Почему не взял с собой ни воду, ни еду, ни одежду, ни средство от загара, ни солнцезащитные очки?
Я оттолкнул ее руку и снова сел.
— Какие указания? Зачем бы ночью понадобились очки? Кто берет с собой воду и еду, катаясь на доске для серфинга? И почему вы не сказали, что все это мне понадобится?
— Но я написала об этом! — воскликнула она. — В той записке я писала, чтобы ты убедился, что взял трёхдневный запас воды, пищи, что-то для защиты от солнца и…,
— В записке не было ни слова об этом! — оборвал я.
Она замолчала и задумалась, явно озадаченная.
— Как не было? — спросила она, глядя в пространство. — На второй странице я обо всем этом написала.
— На какой второй странице? — спросил я. — Вы мне дали вырезку из газеты и записку. Она была исписана с двух сторон…
— Но была ведь еще одна страница! — заявила она. И тут меня осенило:
— Записка заканчивалась словом: «Убедись…» Я решил, что вы предлагаете мне действовать решительно и довериться вам.
Когда Мама Чиа поняла, что произошло, она закрыла глаза — и по ее лицу пробежала волна самых разных чувств. Печально покачав головой, она вздохнула.
— На второй странице я рассказывала обо всем, что тебе понадобится, и о том, куда тебя принесет течение.
— Я… наверное, я обронил эту страницу, когда сунул эти бумажки в карман. — Я откинулся на подушку, не зная, плакать или смеяться. — А в океане я решил, что вы действительно относитесь к «трудной школе».
— Ну не настолько же трудной! — воскликнула она.
Мы оба захохотали. Что нам оставалось делать? Все это было совершенно нелепым. Продолжая смеяться, она добавила:
— А когда ты окрепнешь, мы столкнём тебя в пропасть, чтобы завершить начатое.
Я хохотал ещё больше, чем она, так, что у меня снова заболела голова. Правда, в первое мгновение я не был уверен, что она шутит.
— Но кто же вы? Я имею в виду…
— На Оаху я была Рут Джонсон. Здесь, где живут мои друзья, ученики и пациенты — а теперь еще и кое-кто, кого я пыталась убить, — меня зовут Мама Чиа.
Она снова улыбнулась.
— Мама Чиа… Но как же я попал сюда? Она показала на карту островов:
— Течения пронесли тебя по проливу Каиви, мимо мыса Илио, и дальше, на восток, вдоль северного побережья Моло-каи, мимо мыса Кахиу — к Камакоу. Там тебя и выбросило на берег — к сожалению, не очень мягко, — именно там, где я ожидала, возле долины Пелекуну. С берега ведёт одна тропа, о которой знают только немногие. Друзья помогли мне перенести тебя сюда.
— И где мы сейчас?
— Это уединённое место, лесной заповедник. Я покачал головой и поморщился от боли.
— Ничего не понимаю. Зачем нужно было делать все так загадочно?
— Это часть твоего посвящения, я ведь тебе говорила. Если бы ты приготовился к путешествию… — Она сделала паузу. — Я была слишком беспечна. Прости меня за то, что тебе пришлось вынести всё это, Дэн. Я всего лишь собиралась устроить тебе испытание на доверие, а не зажарить тебя заживо. Как и у Сократуса, у меня есть склонность к театральности.
— Хм, — сказал я. — Могу ли я хотя бы считать, что прошёл посвящение?
— Надеюсь, да, — вздохнула она. Помолчав, я спросил:
— Как вы узнали, что я приехал на Гавайи? Еще несколько дней назад я сам не знал, что окажусь здесь. Знали ли вы, кто я, когда мы встретились там, возле банка? И как вы нашли меня в первый раз?
Перед тем как ответить, Мама Чиа задумчиво посмотрела в окно:
— Здесь проявились особые силы—мне трудно объяснить это как-то иначе. Я не часто читаю газеты, и практически никогда не читаю колонки частных объявлений. Но когда я навещала свою сестру на Оаху, перед очередной вечеринкой Виктора, я нашла эту газету на столике. Мы собирались пройтись по магазинам, и я дожидалась внизу, пока сестра соберётся. От нечего делать взяла в руки газету и полистала ее. Мои глаза почему-то сразу остановились на твоём объявлении, и по телу словно прошёл электрический разряд. Я ощутила предопределённость, судьбу.
Я лежал неподвижно, но по спине у меня забегали мурашки. Она продолжала:
— Я прочитала объявление и увидела твоё лицо почти так же ясно, как вижу сейчас. — Она нежно погладила мою обожжённую щеку. — Я так рада, что ты наконец-то добрался сюда.
— Но почему вы радуетесь? Почему вы так заботитесь обо мне?
— Когда я прочла твоё объявление, я вспомнила все, что Сократус писал о тебе.
— И что он писал?
— Пока не важно. Сейчас тебе нужно поесть, — сказала она, поднялась и извлекла из своей сумки манго и папайю.
— Я не голоден, — заявил я. — У меня весь желудок ссохся. И мне хочется знать, что Сократус писал обо мне.
— Ты ничего не ел почти неделю, — мягко возразила она.
— Это и раньше бывало, — улыбнулся я. — К тому же мне не повредит сбросить лишний вес. — Я показал на свою талию, которая заметно утончилась.
— Может быть. Но эти плоды освящены и помогут тебе быстрее выздороветь.
— Вы действительно верите в такие вещи?
— Я не верю — я знаю, — спокойно сказала она, разрезав папайю, вытряхнув из неё чёрные косточки и протянув мне половину плода. Я посмотрел на папайю.
— Пожалуй, я действительно чуточку голоден, — признался я и откусил маленький кусочек. Я ощутил сладость плода, тающего у меня на языке. Я вдохнул его тонкий экзотический аромат и восторженно замычал, снова впившись в сочную мякоть. — Он действительно целительный?
— Конечно, — сказала она, протягивая мне ломтик манго. — Этот тоже.
Я покорно жевал, и мой аппетит разгорался все сильнее. Продолжая есть, я спросил:
— Так как же вы нашли меня тогда, прямо на улице?
— Ещё один поворот судьбы, — сказала она. — Прочитав твоё объявление, я решила связаться с тобой, но сначала хотела понаблюдать, сможешь ли ты сам найти меня.
— Я бы никогда не нашел вас — ведь вы никогда не работали в банке.
— Я ушла из банка шесть лет назад.
— Что ж, всё-таки мы нашли друг друга, — сказал я, проглатывая очередной кусочек манго. Мама Чиа улыбнулась:
— Да. А теперь мне пора идти, а тебе нужно отдохнуть.
— Мне намного лучше, правда, и я хотел бы узнать, почему вы так рады, что я добрался сюда.
Она снова раздумывала, прежде чем ответить.
— Есть кое-что большее, что ты пока ещё не можешь увидеть. Когда-нибудь ты сможешь встретиться с многими людьми, найти правильную точку приложения своих усилий и перевернуть свой мир. Теперь закрой глаза и поспи.
«Точка приложения усилий…» — думал я, закрывая глаза. Эти слова эхом отдавались в моей голове, и я вдруг вспомнил один случай, который произошёл много лет назад, когда я ещё был с Сократусом. Мы шли по студенческому городку Беркли, только что позавтракав в кафе «У Джозефа». Ко мне подбежал какой-то парень и сунул в руку листовку.
— Взгляни, Сок, — сказал я. — Это о спасении китов и дельфинов. На прошлой неделе они раздавали листовки об угнетённых, а на позапрошлой — о голодающих детях. Иногда я испытываю чувство вины. Я занимаюсь только своими делами, а ведь столько людей нуждаются в помощи.
Сократус выразительно посмотрел на меня, но продолжал идти молча, словно не услышал того, что я сказал.
— Ты меня слышишь, Сократус?
Он остановился, повернулся ко мне и сказал:
— Пять долларов, если ты дашь мне пощечину.
— Что? Как это связано с тем, что…
— Десять долларов! — оборвал он меня и начал игриво шлепать меня по щекам, но я отказался от игры и отстранился.
— Я никогда раньше не бил пожилых людей, и поэтому не собираюсь…
— Поверь мне, мой мальчик, у тебя просто нет никаких шансов дать пощечину старику. У тебя реакция, как у улитки.
Это на меня подействовало. Я сделал несколько обманчивых взмахов, а потом действительно попытался ударить его по щеке — и обнаружил, что лежу на траве и не могу пошевелиться, зажатый крепким захватом. Потом Сократус помог мне подняться и спросил:
— Ты понял, что даже небольшое усилие при правильной точке приложения может оказаться очень эффективным?
— Да уж, заметил, — ответил я, потирая поясницу.
— Чтобы по-настоящему помогать другим, ты должен научиться понимать их. Но ты не сможешь понять другого человека, пока не разобрался в себе. Познай себя; подготовься, выработай в себе ясность, смелость и чувствительность, необходимые, чтобы найти правильную точку приложения силы—нужное место и нужное время. Только тогда ты способен действовать.
Это было последнее, что я вспомнил. Я уснул.
Меня разбудила Сачико, которая принесла свежие фрукты и кувшин с водой. Она помахала мне рукой и убежала, крикнув на прощанье:
— Мне пора в школу.
Вскоре пришла Мама Чиа. Она опять смазала мое лицо, шею и грудь своим пахучим бальзамом:
— Ты быстро поправляешься. Впрочем, я этого и ожидала. Я сел в постели и потянулся.
— Через несколько дней я буду готов к отъезду.
— К отъезду? — переспросила она. — Ты думаешь, что уже готов куда-то отправиться? И что ты собираешься найти там, куда собираешься? Что ты нашёл в Индии?
— Откуда вы знаете? — изумлённо спросил я.
— Вот когда ты поймёшь, откуда я всё это знаю, — заявила она, — тогда и будешь готов продолжить своё путешествие. — Она пронзила меня проницательным взглядом. — Эйб Линкольн однажды сказал, что, если у него будет шесть часов на то, чтобы срубить дерево, он проведёт пять из них, затачивая топор. Впереди у тебя большие задачи, а ты ещё не заточен. И это потребует времени и больших затрат энергии.
— Но я чувствую себя всё лучше. Скоро у меня будет вполне достаточно энергии.
— Я говорю не о твоей, а о своей энергии.
Я вновь прилёг, почувствовав внезапную усталость.
— Мне действительно нужно ехать. У вас много других проблем, много других людей, которым нужно помочь. Я не хочу навязываться.
— Навязываться? — откликнулась она. — Разве алмаз навязывается ювелиру? Разве сталь навязывается кузнецу? Прошу тебя, Дэн, останься. Я не могу представить себе лучшего применения своей энергии.
Её слова ободрили меня, и я улыбнулся.
— Что ж, возможно, это будет не так трудно, как вы думаете. Я хороший гимнаст и знаю, как правильно распределять свои силы. И я довольно долго учился у Сократуса.
— Да, — сказала она. — Сократус готовил тебя для меня. А я подготовлю тебя к тому, что последует потом. — Она закрыла пузырёк и поставила мазь в комод.
— А что последует потом? Что-то уже запланированное? Чем вы вообще здесь занимаетесь? Она рассмеялась.
— Я играю разные роли, и надеваю новые наряды для каждого нового человека. Но для тебя я буду ходить без театральных нарядов. — Она помолчала. — Большую часть времени я помогаю своим друзьям. Иногда я просто сижу и ничего не делаю. Иногда я практикую смещение формы.
— Смещение формы?
— Да.
— Что это значит?
— Самые разные вещи. Слияние с духом животных, камней или воды — что-то вроде этого. Видение жизни с другой точки зрения, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но не можете ведь вы на самом деле…
— Мне пора идти, — сказала она, оборвав мой вопрос. — Нужно кое с кем повидаться. — Она подняла сумку, которая стояла у книжной полки, взяла свою трость и вышла, прежде чем я успел что-то сказать.
Не без усилий я уселся в постели. Сквозь полуоткрытую дверь я видел, как она, прихрамывая и размахивая тростью, поднимается по извилистой лесной тропе.
Я снова улёгся на подушку, смотрел на узкие лучики солнца, просачивающиеся сквозь лёгкие занавески, и размышлял о том, когда вновь смогу спокойно относиться к солнечным лучам.
Я пережил ужасные события, но всё-таки нашел её! Моё тело вздрагивало от возрастающего радостного предвкушения. Возможно, будущее будет трудным, даже опасным, но, по крайней мере, оно у меня появилось.
Свежие комментарии