Природа против воспитания.
Учёные давно спорят о том, насколько наш мозг формируется генетическим наследием (природой) и средой и жизненным опытом (воспитанием). Другими словами, что определяет нашу судьбу: наследственность или среда? Мозг, с которым вы рождаетесь, разумеется, не является чистой дощечкой, ожидающей, что на ней напишет жизненный опыт.
И также вы не рождаетесь с генетикой, которая диктует вам, как вести себя, как действовать, реагировать, думать, чувствовать и созидать, согласно предопределённому, неизменному образцу.Природа: долгая и краткая.
Наше генетическое наследство представляет собой комбинацию долговременной генетической информации, общей для всех представителей вида, и кратковременных генетических указаний, полученных от каждого из наших родителей. Общая структура мозга и его обобщенные функции составляют долговременные признаки, выработанные нашим видом в результате миллионов лет эволюции. Кратковременные генетические признаки от наших родителей и от их родителей, вплоть до нескольких поколений, наделяют нас индивидуальностью.
Оба вида генетических признаков, долговременные и кратковременные, закрепляются в мозге по мере его развития: до нашего рождения и в особенности в течение первого года жизни. Когда мы говорим о неких закреплённых в мозге областях, мы имеем в виду фиксированные, изначальные паттерны нервных связей, наделяющие нас неповторимыми личностными качествами, мимикой, скоординированными моторными навыками, интеллектом, эмоциональными наклонностями, рефлексами, уровнем тревожности, внутренним химическим балансом, манерами и даже творческими и артистическими способностями.
Природа наделила нас как долговременными, так и кратковременными генетическими признаками. И мы можем назвать всё это «нашей природой».
Воспитание: наша среда и жизненный опыт.
Помимо генетического наследия, наш мозг в течение миллионов лет формирует и отливает – иначе говоря, воспитывает – то, что мы, как представители вида, усвоили и пережили при взаимодействии с внешней средой. Это также касается нашего индивидуального жизненного опыта, который записывается у нас в мозге.
Недавние исследования продемонстрировали влияние воспитания и выявили, что мы в значительной мере формируемся за счет жизненного опыта в течение первых лет жизни, когда образовываются синаптические связи и нервные сети.
Природа и воспитание действуют вместе.
В таком случае устройство мозга определяется сочетанием генетических признаков и усвоенного опыта в течение всей жизни. Мозг развивает не природа или воспитание по отдельности, а их заслуживающее всяческого внимания взаимодействие в этом процессе.
Кроме того, обстоятельства внешней среды могут воспрепятствовать проявлению некоторых аспектов генетического потенциала человека. Если оба родителя по специальности физики, ребёнок, ещё пребывая в утробе, может нести в себе генетический потенциал высокого интеллектуального развития. Однако в случае, если мать в течение беременности станет принимать некий вредный лекарственный препарат или будет подвергаться сильному стрессу, генетическая схема ребёнка может оказаться нарушена нездоровой средой в утробе матери. Или же если ребёнок будет плохо питаться в течение первых двух лет жизни, это может отрицательно сказаться на развитии мозга и, соответственно, на его интеллектуальных способностях. С другой стороны, если ребёнок генетически предрасположен к тревожности и робости, ему могут помочь любовь родителей и советы опытного педагога.
Некоторые исследователи утверждают, что унаследованные синаптические связи отвечают только за 50 % свойств нашей личности7. Мы наследуем от родителей знания, модели мышления и чувства. Но это только половина нашей личности. Генетические межнейронные связи являются не более чем платформой, на которой мы стоим в начале жизни. Для того чтобы мозг усвоил что‑то новое (имейте в виду, что обучение сопряжено с созданием синаптических связей), ему требуются хоть какие‑то связи, с помощью которых можно будет строить другие. Поэтому мы начинаем жизнь с теми или иными унаследованными связями и усвоенными воспоминаниями от прошлых поколений, и мы используем эти связи в качестве основы для создания новых.
Учитывая, что люди рождаются с предрасположенностью к какому‑либо поведению, с определёнными свойствами психики и талантами, представляющими собой закреплённую на генетическом уровне память поколений предков (в особенности по прямой линии), становится понятно, что мы приходим в этот мир нагруженными долговременными и кратковременными нервными цепями, определяющими нашу природу. Если между природой и воспитанием происходит постоянный взаимообмен, тогда то, что мы переживаем во внешней среде, только способствует воспитанию нашего «я», являясь в действительности текущей работой. Каждый раз как мы узнаем что‑то новое, мы устанавливаем наши собственные дополнительные нервные связи, добавляем новый стежок к этому трёхмерному гобелену нашей нервной ткани, и наше «я» меняется.
Так природа в своей щедрости даёт каждому индивиду подлинное начало, однако с предустановленными базовыми знаниями. Мы рождаемся с определённым набором предустановленных знаний, загруженных в наш мозг, что позволяет нам оставаться в авангарде эволюционного развития нашего вида. Это определяем мы сами, добавлять ли нам собственные синаптические связи путём сознательного взаимодействия с внешней средой. Мы можем добавлять новые нервные цепи к нашей нейронной архитектуре; мы можем далее модифицировать и проектировать прогрессивного нового себя. Из этого, как можно понять, следует, что, не осваивая новых знаний и не получая нового жизненного опыта, мы идём по ограниченному генетикой пути, поскольку в таком случае активируем только те цепи, которые эквивалентны генетической памяти наших родителей.
Наши первые стимулы.
Есть некая ирония в том, что первые внешние стимулы новорождённый обычно получает от своих родителей, наделённых по большей части такой же генетикой. От младенчества до отрочества ребёнок выстраивает своё поведение, контактируя с людьми из ближайшего окружения. И здесь немаловажную роль играют зеркальные нейроны, тип мозговых клеток, способствующих поведенческой имитации. Когда ребёнок наблюдает особенности поведения, эмоциональные реакции и даже манеры, проявляемые одним или обоими родителями, эта информация позволяет активировать существующие предустановленные нейронные паттерны и тем самым даёт толчок в направлении состояния сознания, которое может превалировать в течение всей его жизни. Другими словами, если вы наследуете от родителей нервные цепи, выстроенные ими в течение жизни, и на их основе строите 50 % своей личности, отталкиваясь от генетической программы, другие 50 % личности, которые вы строите, отталкиваясь от внешней среды, в наибольшей степени подвергаются влиянию людей, от которых вы унаследовали эти самые программы. Каковы в таком случае шансы для проявления вашей индивидуальности?
Я уверен, что именно поэтому в некоторых античных философских школах было принято забирать детей у родителей в раннем возрасте, чтобы они обучались под руководством великих наставников. Великие учителя своего времени, по‑видимому, понимали, что дети обладают значительным генетическим потенциалом и, если они смогут обучать этих детей вдали от знакомых влияний, возможно, у них будет больше шансов стать выдающимися личностями.
Раннее развитие мозга и последующее – это два широких, параллельно идущих пути. В первую очередь мы создаём новые синаптические связи и нервные цепи и упрощаем старые, не подтверждающие своей необходимости для нашего выживания или развития. Такой процесс упрощения способствует нервной организации в соответствии с генетическими программами, сформировавшимися в ходе естественного отбора. Внешняя среда играет не менее важную роль в устранении паттернов, не имеющих жизненно важного значения или не служащих на пользу нашей жизнедеятельности. Такое самосовершенствование происходит как за счёт генетических программ, так и за счёт информации, получаемой нами из внешней среды.
Сочетая природу и воспитание, мы культивируем, формируем и прореживаем наш нейронный сад для соответствия нашим нуждам.
Жёсткий мозг/пластичный мозг.
Как генетика, так и жизненный опыт кодируются в мозге в виде нейронных связей. Для большинства видов животных это является критерием выживаемости. Если животное сталкивается с хищником у водопоя, его способность спрятаться или затаиться, используя свои маскировочные свойства, может обеспечить ему выживание. В следующий раз это животное может пойти к водопою другим путём, чтобы избежать опасности, столкновение с которой отложилось в его памяти. Такой уровень умственной гибкости позволяет различным животным преодолевать жёсткие поведенческие паттерны. Более того, животное может адаптироваться и повысить уровень своего развития, закодировав успешные поведенческие паттерны, которые оно сумело усвоить и запомнить, в свою неврологическую конструкцию, которая перейдёт к следующему поколению. Если достаточное число поколений этого вида будет вести себя схожим образом в подобных опасных ситуациях, тогда со временем, путём генетического смешения, многие из этих животных получат схожую генетику. В итоге частный случай поведения может стать долговременным генетическим свойством, разделяемым всеми представителями одного вида.
У людей жизненный опыт, называемый «воспоминаниями» или «усвоенными знаниями», так же размечается в виде синаптических связей. Долговременные генетические паттерны нервных цепей и структурированные системы мозга, свойственные нашему виду, представляют собой результат усвоенного, закодированного жизненного опыта, передававшегося между людьми в течение многих лет.
Генетические нервные сети, наследуемые нами, также несут в себе закодированные воспоминания усвоенного опыта. Наши родители, их родители и даже прабабушки и прадедушки вносят свой непосредственный вклад в наше генетически предустановленное мозговое вещество через свой жизненный опыт, формировавший и отливавший их мозг в течение жизни. (Это подкрепляет традицию, восходящую к древности, по которой королевская семья сохраняла свою кровную линию.) Вот так культурные, мировоззренческие и даже расовые особенности могут проникать в нашу нервную схему.
Поэтому генетическая схема и личная схема, создаваемая через получение жизненного опыта, являются двумя путями к одной цели. Усвоение новых знаний позволяет нам меняться; эволюция позволяет преображать наши гены.
Усвоение новых знаний происходит, когда природу дополняют воспитанием; эволюция происходит, когда плоды воспитания возвращаются в природу. Таков круговорот жизни.
Каждый раз, когда мы усваиваем что‑то новое, мозг обрабатывает информацию и создает новые нервные цепи, кодирующие в нейронах память о приобретённом опыте. Это важно, поскольку показывает, что мы имеем возможность адаптироваться под воздействием внешних стимулов и менять своё поведение соответственным образом.
Нейропластичность позволяет нашему мозгу изменять свои синаптические схемы. Это изначальная, универсальная, долговременная генетическая особенность человека. Она даёт нам привилегию обучаться на основании опыта, получаемого во внешней среде, чтобы мы могли менять своё поведение, добиваясь желаемых результатов. Заучить информацию только на интеллектуальном уровне недостаточно; мы должны применять полученные знания, чтобы создавать новый жизненный опыт. Если бы мы не могли синаптически перестроить свой мозг, мы не могли бы меняться в результате жизненного опыта. Лишенные способности меняться, мы не могли бы развиваться и были бы жертвами генетических предустановок, доставшихся нам от предков.
Еще в начале 1990‑х годов большинство ученых полагало, что стимулы внешней среды (воспитание) могут влиять на поведение только в пределах унаследованных, предварительно размеченных мозговых паттернов (природы). Теперь же мы знаем, что человеческий мозг достаточно пластичен, чтобы пересилить генетически запрограммированные отделы или модули, размеченные для зрительного или слухового восприятия, и перестроить их для выполнения новых функций, на основании внешних стимулов, пригодных для обработки. Если в некой области мозга не хватает информации из внешней среды вследствие того, что один из органов чувств не функционирует, другая область мозга компенсирует нехватку данного стимула за счёт действующего органа чувств.
Например, большинство людей слышали, что слепой человек может развить острый слух или повышенное тактильное восприятие. Однако люди за пределами научного сообщества могут не знать о том, что в мозге слепого человека обширная область кортекса, отвечающая в нормальном состоянии за зрение, берёт на себя функцию обработки звука и касания8. Кроме того, когда исследователи завязывали глаза зрячим людям на пять дней, то уже через два дня ФМРТ показывала всплески активности в их зрительном кортексе при выполнении заданий пальцами или прослушивании различных звуков9.
Учёные также могут провести функциональную сцинтиграфию мозга у зрячего человека и наблюдать область сенсорного неокортекса, предназначенную для чувствительного восприятия кончиками пальцев. Когда мы сравниваем сцинтиграмму зрячего человека с сцинтиграммой слепого, полученной, когда он читал пальцами шрифт Брайля, мы видим, что в сенсорном кортексе активируются гораздо большие отделы10. Это говорит о том, что при сознательном и многократном направлении внимания на что‑либо, мозг в силу своей пластичности начинает использовать новые области, чтобы компенсировать изменение типа стимула. Тот факт, что мозг слепого человека может размечать новые дендритные связи в зрительном кортексе для обработки звука или касания, ставит под вопрос модель генетической предопределённости. Это прекрасный пример нейропластичности, преодолевающей генетическую программу.
Согласно устаревшему, ограниченному пониманию нервной организации, отделы мозга рассматривались как раз и навсегда размеченные территории. Однако бесчисленные эксперименты на модульную пластичность продемонстрировали, как нервные цепи, исходно определенные к одной области, могут буквально расширять границы своих владений, переходя на другие нейронные модули. Обычно для таких изменений требуется перераспределение. Когда одна область нейронных колоний распространяется, чтобы занять новую функциональную территорию, другие области минимизируются.
Возьмите для примера читателя шрифта Брайля, потерявшего зрение очень давно. При чтении он обычно использует указательный палец одной руки. Когда он ведёт кончиком пальца по выпуклым точкам на поверхности бумаги, его чувствительные рецепторы считывают информацию, которую не могут видеть глаза. Указательный палец и без того богато наделен рецепторами и имеет ассоциированный модуль в кортексе, довольно обширный по сравнению с другими областями. Обсуждая сенсорный кортекс и гомункулуса (см. главу 4), мы говорили, что чувствительность – главная причина того, что странный человечек так непохож своими очертаниями на нормального человека. Некоторые модули кортекса занимают больше пространства потому, что части тела, связанные с этими областями, более чувствительны и несут большую ответственность за получение сенсорной информации из внешней среды.
Для сравнения учёные провели функциональную сцинтиграфию мозга опытных и неопытных читателей шрифта Брайля в отношении того, какая область их сенсорного кортекса включается, когда они используют указательный палец для чтения. Сцинтиграммы опытных читателей шрифта Брайля показали, что модуль, активированный их указательным пальцем, был гораздо больше, чем у неопытных читателей шрифта Брайля11. (Как можно было ожидать, модуль сенсорного кортекса был увеличен только в полушарии, отвечающем за указательный палец, правый или левый, который они в основном использовали.) Постоянная стимуляция крошечного участка кожи на кончике указательного пальца вызвала увеличение соматосенсорной области неокортекса. Другими словами, поскольку опытные читатели шрифта Брайля постоянно фокусировались на этом пространстве в один сантиметр на кончике пальца, ассоциированный модуль для обработки сенсорного входа от указательного пальца по преимуществу возобладал над соседними сенсорными территориями. Когда такое происходит, модули, относящиеся к частям тела, которые используются менее интенсивно для получения сенсорной информации, например ладонь или предплечье, теряют часть своей изначальной территории.
Нервные сети, предназначенные для одного модуля, могут даже перенимать работу других заранее заданных модулей. Возьмите читателей шрифта Брайля, использующих три пальца, а не один, для обработки сенсорных данных. Все три пальца одновременно получают те же сенсорные стимулы, снова и снова. Что происходит с исходно распределёнными генетическими паттернами соматосенсорного кортекса? Слепой, читающий шрифт Брайля тремя пальцами, концентрируется, фокусируется и обрабатывает повторяющиеся стимулы от трёх пальцев одновременно, и сенсорная карта тела, размеченная в мозге, приспосабливается, сплавляя воедино нервные сети для облегчения поставленной задачи. Тогда как в обычных условиях каждый из трёх пальцев имел бы свой собственный модуль в сенсорном кортексе, эти нервные клетки сливаются вместе, создавая одно большое сенсорное поле, охватывающее все три пальца. Когда такие трёхпальцевые читатели шрифта Брайля получают касательный стимул только от одного пальца, нервные клетки сенсорного кортекса, отвечающие за два других пальца, также зажигаются12. Мозг не может определить, какой именно палец задействован, поскольку их прежде отдельные модули теперь слились в одно увеличенное поле в подобласти сенсорного кортекса.
Нервные клетки, которые постоянно зажигаются вместе, в итоге скрепляются.
Синаптические паттерны нервных клеток, предписанные к особому признаку, могут модифицироваться даже в пределах существующих модульных полей. Нервные связи в пределах модуля могут стать настолько проработанными и усложнёнными, что человек будет демонстрировать повышенную чувствительность или способности. Например, когда настройщик пианино развивает своё «ухо» через постоянное обучение и указания экспертов – добиваясь точного слухового отклика на многократно повторяющиеся звуки, – какое‑то время спустя ему достаточно собственного слуха без всяких инструментов для выполнения работы. Намеренное повторение этого процесса позволяет ему с повышенной остротой различать звуки, которые другие люди даже не слышат. Настройщик пианино, имеющий многолетний опыт работы, в итоге развивает нервные цепи своего слухового кортекса до такой степени, что они становятся гораздо более замысловатыми, чем у большинства людей.
Мы также видим нейропластичность в действии, когда сенсорный вход, превышающий нормальный уровень, раздвигает границы генетически размеченных секторов мозга. Другими словами, чем чаще мы используем один из наших органов чувств, тем большая область мозговой коры определяется для обработки соответствующего сенсорного входа. В типичном примере результаты вскрытия демонстрируют, что ремонтники малогабаритных приборов, машинисты или машинные операторы создали более многочисленные и замысловатые нервные сети в моторной области неокортекса по сравнению с исходно отведенными для движения кистей и пальцев13. В недавних исследованиях те же ученые изучали мозг умерших людей различного возраста. Их исследования продемонстрировали, что чем более образованным был человек, тем более сложными и многочисленными были нервные сети в языковой области мозга14. То, что мы усваиваем, и то, как мы запоминаем усвоенное, формирует нас как личность.
Как сказал об этом Будда: «Мы – это результат наших мыслей».
Миф о жёстком мозге терпит ещё одно поражение:
Нейропластичность реорганизует отделы мозга.
Теперь мы знаем, что большая часть кортекса размечена на особые отделы, связанные с органами чувств, а также отвечающие за все прочие типы восприятия и способности. Поскольку большая часть нейронов мозга уже предустановлена и отформатирована к тому времени, как мы ползаем на четвереньках, вполне логично, что в течение нашей дальнейшей жизни нервные сети сенсорного и моторного кортекса должны быть надежно закреплены за четко определенными модулями. Но это не обязательно так.
Есть врожденная патология, известная как синдром перепончатой синдактилии, или, проще говоря, перепончатые пальцы, при которой пальцы младенцев сращены. В самых серьёзных случаях такие люди не могут двигать отдельным пальцем, чтобы вместе с ним не двигались все остальные. В результате их возможности сведены к нескольким простым движениям, по преимуществу, хватательным.
Если посмотреть на сенсорную или моторную карту людей с данной патологией, будет ли она такой же, как у остальных? Нет. При синдроме перепончатой синдактилии вследствие того, что пальцы действуют как единое целое, мозг не выделяет отдельной области для каждого пальца и отводит для них общее поле. При функциональной сцинтиграфии мозга человека с синдромом синдактилии во время движения одного пальца, приводящего к движению и все остальные, высвечивается гораздо большая область моторного кортеса, чем у людей без этой аномалии. Другими словами, в мозге таких людей активируются области, отвечающие за кисть и пальцы. Нервные клетки, относящиеся к пальцам, зажигаются вместе, и потому скрепляются.
Достаточно ли мозг пластичен, чтобы измениться, если данная патология будет исправлена? Если бы структура мозга определялась исключительно генетическими факторами, тогда бы мало что изменилось в случае разделения пальцев. В начале 2000‑х годов была разработана технология для разделения пальцев у людей с синдромом перепончатой синдактилии, чтобы они могли двигать ими по отдельности. Догадайтесь, что произошло с мозгом после проведения такой хирургической операции?
Как оказалось, мозг изменился, адаптировавшись к новообретенным функциям пальцев. В течение нескольких недель после операции мозг определил для каждого пальца отдельную область в неокортексе. Когда функции кисти и пальцев были изменены, мозг также отразил эти изменения15. Модель предустановленных отделов мозга, строго организованных и неизменных, оказалась под вопросом. В результате повышения возможностей каждого пальца зажглись новые нейроны в различных последовательностях и паттернах. Нервные клетки, которые раньше зажигались совместно, в тандеме, когда все пальцы были сращены, теперь начали зажигаться независимо друг от друга. Когда каждый палец получил новый уровень подвижности, нейроны мозга, отвечающие за движение всей руки, реорганизовались в особые отделы для каждого из них. Нервные клетки, предназначенные для сросшихся пальцев, больше не зажигались совместно и потому не скреплялись.
Что это значит для нас? Может, наш мозг остаётся неизменным потому, что нам свойственно выполнять одни и те же привычные действия теми же самыми рутинными способами? И в результате наш мозг получает однотипные стимулы.
Если мы станем делать что‑то по‑другому, другим станет и наш мозг.
Жёсткий от природы.
Говоря «жёсткий», мы имеем в виду, что при рождении различные наши качества закреплены за определёнными структурами, готовые к активации генетикой либо внешней средой. Жёсткие нейронные сети – это автоматические программы; включаясь, они почти или совсем не требуют нашего сознательного участия для своего функционирования. В то же время активированные жёсткие программы требуют от нас огромного сознательного усилия и силы воли для отключения, если такое вообще возможно.
Кроме того, когда мы называем некую функцию жесткой, это означает, что возможность изменения предустановленных межнейронных связей для неё слишком мала. Жёсткость в данном отношении может также означать, что в случае повреждения некой конкретной нейронной схемы надежды на восстановление практически нет. Когда схема нарушена или её вообще не было в организме, изменения будут сопряжены с большими трудностями, если вообще будут возможны. Но хотя это верно, что мозг устроен весьма жестко, особенно некоторые его области, исследования, уже упоминавшиеся в прошлых главах, подтверждают, что на самом деле при правильных указаниях и ответных реакциях все не так печально, как казалось раньше.
Мозговой ствол и мозжечок (первый подмозг) и средний мозг (второй подмозг) устроены более жёстко, чем неокортекс. Поскольку наши первые два подмозга развились раньше, они хранят в себе более отдаленные воспоминания, ставшие по существу перманентными нервными цепями. Их нейронные скопления имеют более крепкие синаптические связи, поскольку эти паттерны существуют дольше и используются чаще. Эти нервные цепи сохраняются для будущих поколений, потому что проявляли себя с лучшей стороны в течение очень долгого времени. Так как неокортекс является новейшим мозгом у большинства видов, включая людей, в нем меньше жёстких программ. Лобная доля наименее жёсткая из всех, поскольку является самым поздним неврологическим образованием.
Неокортекс – самая податливая часть мозга. Это платформа для сознательного внимания, воспоминаний и обучения. Неокортекс облегчает нашу мыслительную деятельность, даёт нам свободу выбора и ведет запись всего, что мы сознательно усвоили. В этой области мы создаем новые синаптические связи и модифицируем существующие нервные сети. В этом отношении неокортекс постоянно видоизменяется.
Выборка и указания.
Когда нейробиологи исследовали, как генетика (природа) и среда (воспитание) воздействуют на мозг, развернулись соответствующие дебаты о том, как схожим образом взаимодействуют выборка и указания, влияя на наше самовыражение.
Термин выборка описывает, как мы развиваемся, используя нервные цепи, которые уже находятся на своих местах в нашем мозге. (Нервные цепи означают те миллиарды нейронов в неокортексе, которые упорядочены в сотнях тысяч унаследованных, предустановленных, размеченных синаптических паттернов, управляющих человеческим поведением.) Другими словами, мы осуществляем выборку из предварительно размеченных паттернов, которые уже были заучены и записаны нашими прародителями.
Предпосылка выборки такова, что мы развиваемся, когда эти предсуществующие паттерны активируются за счет генетики или факторов внешней среды. Например, когда нормальный здоровый младенец достигает определенного уровня развития, он начинает ползать. Для этого ему не требуется никакого внешнего воздействия. Генетическая программа в его мозге запускает одну или несколько предустановленных нервных сетей, побуждающих младенца ползти. Через некоторое время у ребёнка активируются другие предустановленные паттерны, побуждающие его подняться на ноги, сделать первые осторожные шаги и начать ходить.
Выборка и активация предустановленных нервных сетей также запускаются сигналами из внешней среды. Например, мозг новорождённого уже избирательно запрограммирован для обработки зрительной, слуховой, осязательной и другой сенсорной информации. Однако эти предустановленные области нуждаются в сигнале из внешней среды для своей активации. Если помните наш пример, когда новорождённый слышит шум и этот фактор из внешней среды побуждает его повернуть голову в направлении источника звука. Младенец поворачивается, чтобы увидеть, что вызывает звук, потому что у него уже имеется нервная сеть для обработки слуховой и зрительной информации.
Если выборка подразумевает использование уже имеющихся нервных сетей, тогда указания – это процесс, в ходе которого мы развиваем новые межнейронные связи или модифицируем существующие. Указания описывают, как мы обучаемся через воздействия внешнего мира и переживаем их на своём опыте, а затем организуем синаптические связи в соответствии с тем, что усвоили. Указания – это способность к нейропластичности, достаточной для дальнейшего усовершенствования нашей нейронной архитектуры. Многократно повторяемые мысли, действия, эмоции – всё это создаёт и модифицирует нервную ткань, составляющую основу нашей личности. Новый, более восприимчивый разум вырабатывается путём создания дополнительных новых межнейронных связей. Наши мысли и действия всегда отражаются в мозге в форме модифицированных нейронных цепей.
Например, если вы много лет учились играть на скрипке, усваивали новые навыки и затем совершенствовали их, предустановленные нервные сети в вашем мозге, отвечающие за моторные навыки, вероятнее всего, станут плотнее и крепче связаны.
Подробное описание того, как мы развиваемся, должно затрагивать как выборку, так и указания. Проще говоря, мы рождаемся с предварительно размеченными нейронными паттернами, на выбор которых влияет генетика или внешняя среда. Указания позволяют этим отобранным областям становиться более модифицированными и утонченными – через наше обучение, изменение поведения или получение нового жизненного опыта.
Как вы только что видели, у нас имеется область в моторном кортексе, отвечающая за движение руки и пальцев (выборка), но мы можем улучшать эти межнейронные связи через обучение и постоянную практику (указания). Мы начинаем жизнь с генетически унаследованными нейронными паттернами, а затем активируем и модифицируем эти связи с помощью указаний из внешней среды, получаемых в виде нового опыта.
Мы уже развиваемся через выборку и указания, но эти процессы позволяют сделать интригующие предположения относительно нашего будущего роста. В нашем мозге, помимо генетически предустановленных областей, имеются латентные (еще не используемые) нервные ткани. Мы знаем это, поскольку во время хирургических операций на мозге у взрослых пациентов миллионы нейронов могут быть срезаны, и это никак не влияет на их личностные характеристики и сенсорные функции. Мы можем логически заключить, что у взрослого пациента генетические факторы давно завершили свою работу по активации предустановленных нейронных паттернов, как те, что мы наблюдаем у ползающего младенца. Поэтому нейроны, срезаемые хирургом без очевидных последствий для пациента, могут указывать на то, что мозг каждого человека содержит латентные, связанные паттерны нервных клеток.
Представляют ли собой эти нервные сети неоткрытые области человеческого потенциала? Можно ли активировать эти латентные области путём выборки? Можно ли развить и усовершенствовать их при должных знаниях и указаниях? Можем ли мы задействовать эти области, чтобы достичь нового, более совершенного уровня разума?
Если так, возможно, по этому пути пойдёт эволюция и мозг хранит в себе запись не только нашего прошлого, но и будущего.
Свежие комментарии