ДУХОВНЫЙ ТУПИК.
Однажды проснувшись, нужно проснуться ещё раз. Старайтесь понять своего врага. Приложите усилия, но не вступайте в борьбу... посмотрите, из чего он слеплен, какую ложь говорит, в чём его неискренность... Нужно узнать, какую власть над вами он имеет, а на это требуется время. Стремитесь чаще наблюдать за ним и понять, что его с вами связывает и в чём вред этих связей. [4]
Лорд Пентланд
Представьте, что мчитесь на машине в бесконечность, но краем глаза замечаете проулок — слишком манящий, чтобы промчаться мимо, даже не взглянув, что там. Но в конце проулки только глухой тупик, а к тому времени, когда находите объезд, все улицы до неузнаваемости изменились и вы решаете, что проще будет сделать ещё один круг. Однако всякий раз, когда возвращаетесь в исходную точку, пейзаж снова преображается, и потому вы ездите по кругу часами... или годами.
Нужно знать себя, знать свои слабости.
Э.Дж.Гоуад
Ландшафт постоянно меняется, и вы, похоже, всё время видите что-то новое. Все вокруг красочное и увлекательное, и вы вскоре забываете, что начиналось это с какого-то тупичка.
Именно так часто и выглядит «духовное путешествие» человека: на каком-то отрезке пути он сворачивает в сторону, но занятные (хотя далеко не всегда приятные) достопримечательности — новый гуру, психологический прорыв, предложение потрясающей работы, два месяца блаженства и экстаза, развод и повышение до статуса учителя медитации — создают иллюзию того, что путешествие к цели продолжается. Что-то, во всяком случае, происходит. В конце концов по духовному пути идут все без исключения, не так ли? И человек продолжает ехать по накатанной колее, изучает тупики жизни и нередко забывает, куда вообще собирался попасть, — но жизнь вполне приятна, а почётных званий, поощрений и переживаний всё больше...
«Толку нет, а красиво» — вот как можно определить это распространённое явление. Духовный искатель и впрямь смотрится неплохо: задачи у него ответственные, друзей в духовном сообществе немало, в вопросах дхармы подкован, да и кое-какие переживания с прозрениями случались. Духовных регалий хватает, репутация безукоризненная — но он, тем не менее, в глухом тупике.
Первым — и нередко последним — пунктом, где застревают духовные ученики, становится область мистических переживаний и явлений. Даже самого Будду, когда он стоял на пороге окончательного пробуждения, Мара прельщал образами дивных красавиц.
Это универсальная истина: если человек к чему-то привязан, его привязанность длится до тех пор, пока он вдруг не окажется в состоянии отойти от нее, ведь люди всегда рано или поздно отходят чуть в сторону. Абсолютных привязанностей не бывает.
Эндрю Роулинсон
Нас не просто приучили думать, что мистические переживания и есть основной пейзаж духовного пути; явления эти так притягательны, Taк далеки от постылой сферы человечески; страданий, что возникает непреодолимое искушение задержаться — вместо того чтобы двигаться дальше. Рам Дасс рассуждает о том, каким соблазнительным для него и других учеников был восторг мистических состояний на заре духовных исканий:
Практики и ритуалы очень повлияли на нас, мы испытывали всё больше духовных переживаний, и со временем каждый погрузился в состояние блаженства. Мы были совершенно очарованы этими явлениями, которые стали следствием занятий, медитаций и духовного очищения... Традиции, однако, предупреждают о подобном явлении. В частности, буддизм говорит о вероятности навечно застыть в состоянии транса, где ощущаешь своё всеведение, всемогущество и вездесущность. Буддизм советует просто признавать факт этих состояний и двигаться дальше. Но искушение считать такие переживания недосягаемыми достижениями всё равно слишком велико. [5]
От подобного соблазна не свободен никто, хотя одни ощущают его острее и дольше других. Тот, кто не столкнулся с трудностями духовного пути на своём опыте и не познал глубину собственных страданий, не вправе полагать, будто его это не коснётся и он никогда не задержится в сфере мистических переживаний.
Малыш и бабочка.
Играя однажды среди холмов у своего дома, мальчик увидел яркую бабочку. Он с восторгом рассматривал её, и тут вдруг ему в голову пришла мысль поймать бабочку и отнести домой.
Вернувшись в свою комнату, он посадил бабочку в клетку и позвал родителей, братьев и сестёр поглядеть на неё. Потом он пригласил в гости школьных друзей и показал бабочку им. Он пытался даже выдрессировать её. Малыш был втайне очень горд собой. По дороге в школу он думал: «У меня дома красивая бабочка! Такой нет больше ни у кого». Он подолгу любовался ею, разглядывал со всех сторон, кормил особыми листьями и другой замечательной пищей для бабочек.
Если вашим взором завладел соблазн, весь труд пойдёт насмарку. Обнаружив, что стали жертвой соблазна, заставьте себя отвлечь внимание на что-то другое.
Э. Дж. Гоувд
Возвращаясь из школы, мальчик бежал со всех ног, ему не терпелось увидеть своё сокровище, но дома выяснилось, что бабочка улетела, проскользнув сквозь прутья клетки. Мальчик очень огорчился. Ему не хотелось верить, что она улетела навсегда, и он уверял самого себя, будто она непременно вернётся. Он надеялся, что она спряталась где-то тут, в доме, и потому разложил всюду сочные листья, а сам пошёл гулять с друзьями. Малыш верил, что, вернувшись назад, снова увидит бабочку — разве она не соблазнится такими чудесными листьями?
Через несколько дней он наконец-то признался себе, что бабочка улетела и никогда уже не вернётся. Она не прячется в чулане, и вкусной едой её тоже не прельстить. Она улетела, как и должно было случиться.
История о малыше и бабочке помогает разобраться в последовательных этапах духовного пути, на которых личность может отвлечься и задержаться, поддавшись соблазнам мистических переживаний и сил. Красивая бабочка олицетворяет чудесные переживания и явления, о которых мы говорили выше. Это Мара, искушающий Будду; это ощущения восторга, блаженства, ясности мыслей и единения; это большие и малые способности восприятия, нередко проявляющиеся в ходе напряжённых духовных занятий.
Конечно, дело не в том, что эти прекрасные бабочки действительно существуют. Они — неотъемлемая часть окружающего мира, они радуют глаз, и сами по себе ни хороши, ни плохи. Обычно бабочки прилетают, словно из ниоткуда, порхают перед нами несколько секунд, а после исчезают в никуда. Но привычное течение событий меняется, однако, если нетерпеливый малыш ловит бабочку и пытается присвоить её, удерживая в клетке.
Бабочка в клетке: размышление о мистическом переживании.
В тот миг, когда малыш видит бабочку и любуется её разноцветными крыльями, он свободен. Этот момент можно назвать «просветлённым созерцанием». Но одно мгновение, как заведено, сменяется другим, когда в переживание вторгается мышление. Секунду назад мальчик просто наслаждался зрелищем, но теперь уже думает о том, что нужно поймать бабочку, отнести домой и посадить в клетку у кровати.
Нередко люди, однажды испытавшие озарение, тут же заявляют: «Я есмь истина». Подобное заявление действительно может быть верным, но, опять-таки, оно может оказаться очередным проявлением эго.
Ли Лозовик
Подавляющее большинство людей стремится объять мистические переживания умом, забрать их «домой», сделать своей собственностью, присвоить, чтобы извлекать на свет всякий раз, когда захочется поиграть. Трунгпа Ринпоче предполагает:
Первой реакцией на переживание [пробуждения] может стать желание описать его в своём дневнике, изложить испытанное словами. Запечатленные на бумаге слова, обсуждение с другими людьми и беседы с теми, кто стал свидетелем твоих переживаний, — это попытки не утратить свою связь с переживанием. [6]
Вначале переживание проявляется в чистом виде, но, если оно приятно и приносит временное избавление от страданий, нам хочется сделать его своим, поймать и посадить в клетку с табличкой: «Мое мистическое переживание».
Бабочка напоказ: духовное самолюбие.
Мы гордимся своими мистическими переживаниями, как малыш — пойманной бабочкой. Мы отводим друзей в сторону и сбивчиво пересказываем им о том, какие особые ощущения испытали. Читая о переживаниях великих мистиков или слушая духовные лекции, мы понимающе киваем головой и заговорщически смотрим в глаза лектору. Малыш считает бабочку своей собственностью, будто он сам её создал. То же чувствуем и мы, как если бы сами сотворили свои переживания и испытали их именно потому, что мы — это мы. Жиль Фарсе добавляет: «Мои переживания теряют цельность, стоит мне начать их обдумывать. Размышляя о них, я начинаю считать себя полновластным хозяином этих переживаний».
Демонстрируя свои мистические переживания другим, мы, как хвастливые малыши, отождествляем себя со случившимся, будто это наша заслуга. Но «бабочки» переживаний прекрасны сами по себе, а не потому, что мы посадили их в клетку. Они были до того, как их увидели мы, они чудесны всегда и не утратят своей красоты даже после того, как «улетят».
Улетевшая бабочка: поблекшие переживания.
На многих людей — и особенно для тех, кто не сталкивался с приходящими и уходящими за долгие годы духовной практики мистическими переживаниями, — мимолётность этих переживаний и периодов просветлённости оказывает опустошающее воздействие. Горечь утраты так велика, что люди всеми силами пытаются удержать даже жалкие крохи былого инсайта, убеждая себя в том, что он якобы не ускользнул.
Следует, однако, различать само переживание и воспоминания о нём. Переживания разворачиваются в настоящем, они всегда живы и непосредственны, а память о переживаниях мысленно переносит нас в прошлое. Любое мистическое переживание, которое не испытывается прямо сейчас, уже отошло в мир воспоминаний. Большая часть переживаний, изображаемых на торжественных стягах, с чьей помощью многие люди показывают свою незаурядность, давно канула в прошлое. Когда-то они были реальны и, не исключено, оставили заметный след в жизни человека, но теперь о них можно говорить лишь в прошедшем времени.
Мне интересен процесс пробуждения, длительный процесс развития, который может привести, но может и не привести к достижениям.
Йоко Бек
Арно Дежарден предупреждает:
Опасность таится в мечте вернуть себе былое переживание. Это обычное желание, как и все прочие, и потому оно само по себе становится помехой. Я знал многих людей, мужчин и женщин, для которых попытки вернуть прошлое превратились в источник мучений. Они горевали, что утратили столь чудесные состояния, ведь понимание того, что подобные свершения — такой высокий уровень! — можно потерять, причиняет огромные страдания.
Но переживания действительно можно утратить; чаще всего так и случается. И это горько. Похмелье просветлённости вызывает у обычного невротического сознания острую головную боль. Малыш понимает, что бабочка улетела навсегда. Её не было в клетке, когда он вернулся с прогулки, не объявилась она ни на следующий день, ни через неделю. Действительность порой наносит нам весьма жестокие удары.
Хвастливому ребёнку стыдно признаваться, что у него нет больше бабочки. Если школьные друзья спросят его, как она поживает и почему он не принес её показать, он может даже соврать, будто бабочка приболела либо мама не разрешила взять клетку с собой, — главное, сделать вид, что с бабочкой всё в порядке.
Пока мы существуем в этом мире, выражение любви и сострадания будет в миллион раз важнее наших опытов по переходу к иным состояниям бытия, из которых этот мир невозможно ни наблюдать, ни познавать.
Бернадетта Роберте
Сходным образом, те, кто чрезмерно привязан к своим мистическим переживаниям, не желают признаваться ни окружающим, ни самим себе в том, что в действительности переживания давно миновали. Подсознательно они чувствуют: раз уж ощущение просветлённости не удалось удержать, то, возможно, и удерживать-то было нечего.
Понимание, что бабочка улетела: примирение с действительностью малышу, так или иначе, придётся смириться с тем, что бабочка не вернётся, но каждый ребёнок будет вести себя при этом по-своему. Один надуется, но по-прежнему будет рассказывать, какая она была красивая; он, быть может, даже слепит из пластилина её точную копию с таким видом, будто на самом деле бабочка никуда и не улетала. Второй малыш смирится с тем фактом, что бабочки у него больше нет, хотя сознание этого придёт не без внутренней борьбы. Наконец, третий воспримет побег бабочки как данность и будет жить дальше, не оглядываясь на прошлое.
Люди по-разному признают исчезновение мистических переживаний, и зависит это от целого ряда факторов. Поневоле напрашивается сравнение с тем, как разные люди умирают: одни до последнего вздоха кричат и дергаются, другие сопротивляются и сознают собственную борьбу, а третьи уходят спокойно и безмятежно. Способность отказаться от величия мистического переживания, олицетворявшего собой кратковременный побег из мира страданий, сопоставима с малой смертью эго.
И всё же большая часть духовного пути представляет собой поле битвы между привязанностью и отречением. В каком-то смысле, вся духовная жизнь — это вечное преследование красивых бабочек, ни одну из которых ты не вправе признать своей собственностью Бабочки всегда проскальзывают между прутьями, но, даже зная об этом, люди всё равно ловят их и сажают в клетки.
Утешная практика — это необязательно практика безупречная, но та, которая позволяет избежать ловушек, возможных на любом из достигнутых вами уровней.
Ли Лозовик
После долгого противостояния жадности и отрешённости последняя понемногу дается всё проще. Дело облегчается тем, что в повторяющихся схватках человек терпит столько поражений, что отказ от борьбы становится единственным шансом «победить».
Что, собственно, нас больше интересует — красивые бабочки или сама действительность? Выбор не так прост, учитывая, что многие не имеют ни малейшего представления о яви и не в силах узнать о ней хоть что-то, пока не откажутся от ловли пёстрых бабочек.
Существуют разные точки зрения на то, что происходит, когда человек сам выпускает бабочку на волю. Некоторые учителя, в том числе Эндрю Коэн, полагают, что случается нечто запредельное, чрезвычайно глубокое, но подробностей не поясняют; другие же — например, Дэйнан Генри — считают, что даже запредельное остаётся обычным, преходящим переживанием, пусть и воспринимается совершенно сознательно. В конечном счёте узнать это можно, только выпустив из рук прекрасную бабочку. Можно прочесть тысячи рассказов о том, что случалось с другими, когда они отказывались от страсти к разноцветным жучкам, но, пока сам этого не сделал, все остаётся лишь слухами.
У нашей истории нет традиционного счастливого конца. Эпилог сводится к тому, что малыш — и весь наш беспробудно спящий мир — отправляется на поиски своей бабочки и находит не только её, но и несколько коконов, откуда вот-вот появятся другие мотыльки. Он несёт все это в дом и скоро понимает, что бабочки плодятся, и для того, чтобы рядом всю жизнь были прекрасные жучки, ему достаточно просто выходить время от времени и собирать созревшие коконы.
Однако для большей части людей сказка кончается непрестанной борьбой и метаниями между мечтами о действительности, желанием ею повелевать и примирением с реальностью как она есть. Таким образом, в духовном пересказе нашей истории счастливый конец означает не бескрайнее поле с коконами, а постижение малышом прежде всего того, что бабочка вообще ему не принадлежит; следствием этого со временем станет способность радоваться увиденным бабочкам и без сожалений провожать их взглядом.
Следует внимательно изучить всю совокупность духовного опыта со всеми вытекающими из него последствиями, чтобы убедиться, для человека даже на небесах нет окончательного пристанища.
Эндрю Коэн
Точка зрения дзэн-буддиста: Филип Капло-роси о макё Дзэн-буддизм располагает более широким, чем в любой другой традиции, набором наставлений на тему мистических переживаний и их опасностей. В буддизме эти непроизвольные явления именуются макё: ма-, «дьявол», и -кё, «объективный мир». В буквальном переводе это понятие означает, таким образом, дьявольские наваждения, случающиеся в объективном мире [7]. Учеников с самого начала обучают правильному отношению к соблазнительности подобных явлений. Нельзя сказать, что наставления эти полностью ограждают учеников от борьбы с маке, ведь всем детям говорят, что плита горячая, но ребенок всё равно норовит её коснуться. Тем не менее указания учителей служат определённым контекстом, позволяющим разобраться в характере переживаний, которые возникают в ходе серьёзных духовных занятий.
Филип Капло-роси много писал и говорил о макё, излагая традиционные буддийские тексты в более доступной для западного мышления форме. В этой книге его рассуждения о макё приводятся для того, чтобы читатель ознакомился с иным языком, особым взглядом на опасности мистических переживаний и угрозу того, что даже серьёзный духовный искатель может угодить в ловушку иллюзорных явлений. Вот как описывает Филип Капло-роси само возникновение макё:
...На определённом этапе занятий дзэн ученик может столкнуться с иллюзорными явлениями, фантазиями и странными ощущениями, известными под названием макё... К этому относятся как обычные, но обострённые зрительные и слуховые впечатления, ощущения падения или полёта, таяния собственного тела, так и волнующие озарения, образы Бога или Будды, ясновидение... [8]
Сами по себе эти явления нельзя назвать вредными, но, если ученик не понимает их истинной природы и обольщается ими, они могут стать серьёзными помехами для занятий...
Другие религии и культы накопили огромный запас подобных переживаний — видения Бога или божеств, звучание небесных голосов, чудеса, божественные послания, очищение с помощью обрядов и наркотических средств... но с точки зрения дзэн все эти состояния ненормальны, так как лишены подлинной религиозной значимости и, следовательно, остаются просто макё. [9]
Далее Капло-роси переходит к рассуждениям о природе макё: В чём сущность отвлекающих явлений под названием макё? Это кратковременные состояния ума, возникающие в ходе дза-дзэн, когда ученик уже развил у себя определённые способности к сосредоточению и его практика стала зрелой. Когда вздымающиеся и опадающие на поверхности ума мыслеволны отчасти успокаиваются, на гладь разума случайно прорываются отложившиеся в глубинных уровнях сознания остаточные элементы давних переживаний, производящие впечатление высшей, более обширной реальности. Таким образом, макё представляет собой смесь реального и нереального, чем-то схожую с обычными сновидениями. Человек редко запоминает, что снилось ему в состоянии глубокого сна; чтобы сновидение запомнилось, его нужно увидеть обычно в полусне. По той же причине макё не досаждает тому, кто пребывает в состоянии самадхи, глубокого сосредоточения. [10]
Капло-роси указывает, что макё на самом деле приносит ощущение высшей действительности и одновременно реально и нереально. Но даже самые достоверные переживания всё равно относят к макё; их советуют забыть и не пытаться осмыслить. Интересно, что даже тем макё, которые могут приходит из глубочайших недр человеческой души, не стоит уделять внимания и придавать значение.
Тот, кто ищет духовного освобождения, добившись однажды своей цели, то есть попав на небеса, не должен останавливаться даже ни этом.
Эндрю Коли
В дзэн ученику, напротив, настоятельно рекомендуют не стараться определять на основе подобных явлений уровень собственного духовного развития, то есть нигде не задерживаться на пути к самой вершине. Капло-роси предупреждает:
Пусть вас не искушает мысль о том... что такие видения сами по себе несут какое-то содержание. Даже самый прекрасный образ Будды не означает, что вы стали ближе к себе, как сон о миллионном состоянии не делает богаче наяву. Нет никаких причин восторгаться такими макё. Верно и другое: не стоит тревожиться, какими ужасными ни выглядели бы явившиеся вам чудовища. И, прежде всего, не поддавайтесь тем видениям, где Будда или другие боги благословляют вас, передают какую-то божественную весть; не соблазняйтесь также макё, предвещающими события, которые позже и вправду сбываются. Так вы лишь растратите свои силы на глупую погоню за безделицами [11]
...В самом широком смысле слова, макё означает всё, кроме истинного просветления. [12]
Но большая часть людей редко считает видения и предсказания «безделицами». Эти переживания оставляют сильные впечатления, а порой и высочайшее почтение к миру мистического, но для убеждённого духовного ученика и они слишком бесцветны по сравнению с подлинным проникновением в самые основы сознания.
Любопытно также, что дзэн-буддизм, по словам Капло-роси, не проводит различий между переживаниями приятными и неприятными, образами Будды и демонов, состояниями восторга и ужаса. Современные духовные взгляды придают огромную важность блаженству, экстазу и восторгу, одновременно подавляя либо отрицая ощущения страха, горя, печали, страданий и отчуждённости, которые лишь в редких случаях относят к мистическим переживаниям. Но, согласно рассказу Капло-роси о макё, все это, по существу, — одно и то же.
Дзэн не стремится обучить ясновидению, психическим силам и пророческому дару. Не важно, обладает ученик особыми способностями или нет; в некоторых случаях, впрочем, их лучше вовсе не иметь, так как подобные силы могут стать помехой. Но наставники хотят от учеников большего — те должны осознать себя как будду, погрузиться в окончательную Реальность и служить Ей. С точки зрения этой задачи безделицей становится даже личное благословение самого Будды. Зачем останавливаться на благословении, если каждый способен осознать, что он сам и есть будда, а затем помочь в этом другим?
Духовный комфорт.
Понятие «духовного комфорта» означает угрозу остановки на духовном пути по причине удобства определённого этапа; такое случается даже на очень высоких уровнях достижений и самоотречения. Люди тянутся к духовному комфорту, веря, будто он избавляет от страданий. Мало кто делает это сознательно, но неосознанно об этом мечтают большинство людей.
Духовный комфорт проявляется на экзотерическом либо эзотерическом уровнях; с другой стороны, он может быть материальным и невещественным. Мы, люди, всеми силами стараемся избегать реальности страданий и, разумеется, ищем покоя и комфорта во всех сферах своего существования. Во имя спокойствия хозяин дома обзаводится высокой изгородью, сигнализацией, страховкой от пожара и сторожевым псом. Духовный искатель по той причине может стремиться к высокому положению и званию в своей духовной школе, где статус «способного ученика» либо даже самого учителя отражает определенную меру безопасности и надёжности. Разница между домовладельцем и духовным учеником заключается лишь в том, что побуждения первого видны невооруженным глазом, тогда как в духовной жизни поиски комфорта нередко принимают совершенно обманчивый вид.
Удобства можно найти даже в стеснённых обстоятельствах: например, человек с привычкой к суровому и скудному питанию чувствует себя за скромным столом намного комфортнее, чем на буйном пиршестве, где приходится бороться с собственным обжорством, а соблюдающему обет воздержания монаху проще решать вопросы сексуальности в уединении, чем в миру.
Идея духовного комфорта применима также к эзотерическим, внутренним сферам существования. У людей есть склонность делать передышку, достигая определённого уровня. Таким уровнем может стать, например, самообладание, безмятежность либо дар различения — одно из качеств, считающихся важными в той или иной духовной традиции. Человек может подняться даже на высший уровень, сравниться со своим учителем или превзойти его. Наконец, он может погрузиться в отрешённое состояние, отождествляя себя с «наблюдателем». Так или иначе, духовные искатели попадают в одну широко распространённую ловушку: они заверяют себя, что прошли большой путь и потому заслужили короткий отдых.
Джоан Галифакс прекрасно известно о том, что на духовном пути многие обманываются духовным комфортом:
У многих людей удивительна стойкая склонность засыпать — погружаться в дремоту, подыскивать удобные привычки, каждое утро ходить в дзэн-до и всецело окружать себя уютом и безопасностью. Тем, кто приходит, я часто говорю: «Сидеть тут небезопасно. Дело не в удобстве. Сюда приходят, чтобы очистить себя слой за слоем, разобрать по косточкам и уничтожить».
Арно Дежарден тоже заботится о том, чтобы его ученики не угодили в западню духовного комфорта. На дза-дээн он говорит им: «Я желаю вам, во-первых, не слишком больших усилий, разочарований и мучений, а во-вторых, не слишком стремительных успехов. Если спокойствие и отсутствие мыслей наступают, как только садишься и обращаешь внимание внутрь себя, они могут стать притупляющим разум наркотиком». Дежарден не хочет, чтобы его ученики довольствовались первыми успехами, но не потому, что желает им страданий; он просто хорошо понимает опасность комфорта. Вообще говоря, именно сострадательная мечта помочь ученикам избавиться от страданий заставляет его желать им меньше поверхностных удобств.
Весьма поучительно поразмыслить над тем, что люди могут искать уют и безопасность даже в пустоте и любви. Происходит это потому, что у них всё ещё остается «я», которое тянется к надёжному, даже если оно воплощено в «единении» или «истинной сущности». Опасность сохраняется до тех пор, пока остаются следы отождествления с эго, а на деле это означает вечную угрозу, поскольку человеку очень трудно определить, осталось в нём эго или нет, — вопрос слишком тонкий и щекотливый, чтобы предполагать, будто тебе эта опасность уже не грозит.
Люди задерживаются даже на высших уровнях сознания, не понимая, что застряли, пусть и в чрезвычайно возвышенном положении, а происходит это именно потому, что ловушки духовного пути многочисленны и неприметны. Возникает вопрос: «Человек может остановиться где угодно, так существует ли само Просветление? Возможно, Окончательное Просветление и есть последний непреодолимый порог?» И этот вопрос очень полезно задать любому, кто хотя бы втайне гордится собой и своими достижениями.
***
Арно Дежарден: «Величайшее сокровище».
В молодости я думал: «Эх, как бы все изменилось, если бы мне не нужно было работать и я мог медитировать весь день напролёт». Но в Индии я видел обитателей знаменитых ашрамов, учеников настоящих учителей, все они много медитировали... но зрелище было грустное: они слишком много болтали, ругались друг с другом, всем вокруг завидовали. Мне было неприятно сознавать, что продолжительные медитации могут не вызывать никаких существенных изменений.
Разумеется, подлинные святые — Рам Дасс, Ма Анандамапи, тибетские Ринпоче, суфийские учителя и многие другие — изо дня в день оставались безупречными, и моё уважение к ним неуклонно росло. И всё же учителей отделяла от последователей настоящая пропасть. Почему разница так велика? Почему один до сих пор напыщен, другой слишком бурно откликается на внешнее, а третий уже столько лет делит мир на то, что нравится и не нравится? И почему тот полон любви, мудр и свободен, хотя не достиг ещё состояния самого Раманы Махариши? А потом я узнал, что величайшие сокровища создаются качествами, лишёнными на вид какой-либо эзотеричности и таинственности, — добротой, любовью, состраданием, доброй волей и отзывчивостью. Это был прекрасный урок.
Свежие комментарии