Что действительно поразительно в нашем мозге и, в частности, в лобной доле – это наша способность делать собственную мысль единственно реальной вещью для нас. Вследствие размера лобной доли человеческие существа обладают привилегией делать мысль более важной и реальной, чем что‑либо другое. Мы все приспособлены к этому от природы.
Когда мы делаем наши мысли единственно реальными для нас и уделяем этому все свое внимание, мы объединяем первичные функции лобной доли в силу мощнейшего порядка во всей вселенной.Я надеюсь, что вы переживали такое в своей жизни, когда ваше намерение, внимание и воля сливались воедино. У меня есть друзья‑бегуны, и они говорят, что марафон преодолевают не ногами, а головой. И я подтверждаю эти слова как триатлонист. Несмотря на все факторы, разубеждающие нас в возможности победы, когда нам остаётся всего несколько миль пробежки в триатлоне – сигналы, идущие от наших ног в мозг, умоляют «подбавить топлива», стопы сообщают нам о грозящей потере ногтей, поджелудочная железа о том, что не в состоянии вырабатывать достаточно топлива для наших истощенных мышц, – и при всем этом наш мозг заставляет тело добежать до финишной ленты и пересечь её.
Именно эта сила намерения восхищает нас в героях. На их примере мы видим работу лобной доли, подавляющей желание получить немедленное вознаграждение и позволяющей мозгу осуществлять долговременные цели. Уильям Уоллес, Мартин Лютер Кинг, святой Франциск Ассизский, Махатма Ганди и королева Елизавета I – все они были мастерами лобной доли. Они сохраняли полную фокусировку на цели – приверженность свободе, чести или любви – и никогда не отклонялись от своего идеала, невзирая на внешние трудности или неразбериху.
Сила намерения позволяла их идеалу стать реальным, а непрестанное внимание делало его более важным, чем телесные нужды, внешние условия и даже само время. Другими словами, им было не важно, угрожает ли опасность их телу, насколько велики препятствия, стоящие перед ними здесь и сейчас, или сколько времени понадобится, чтобы преодолеть все мыслимые трудности, словно бы сплотившиеся против них. Только их идеал имел для них значение. Ничто не могло совлечь их с выбранного пути. Их намерения были ясны и значили для них больше, чем любые другие соображения. И в итоге они переплавляли реальность в соответствии со своим внутренним мысленным образом. Вот что такое истинная сила, и лобная доля наделяет нас необходимыми для этого способностями. Именно это вызывает у нас тайное восхищение великими личностями. Потому что эта сила обращается к нашему собственному потенциалу.Вспомните истории из главы 2; описанные в ней люди сумели самостоятельно излечиться от тяжёлых болезней. Когда мы думаем о том, чего они смогли достичь, в свете различных способностей мозга, вера в конкретный результат обнаруживает новое значение. Возможно, в дело вступает вера, когда мы удерживаем в разуме конкретное намерение и желаемый результат и чувствуем реальность этого образа больше, чем то, что говорит нам внешний мир. Если так, тогда веру можно определить как принятие мысли в качестве высшей реальности – невзирая на обстоятельства. Когда мы обращаемся в молитве к высшей силе, чтобы она ниспослала желаемые перемены в нашу жизнь, разве мы не верим в это всем своим существом, делая свою мысль реальней настоящей реальности? Это делает возможным лобная доля.
Вот почему Дин (его история приведена в главе 2), страдавший лейкемией, в действительности совсем не «страдал» по этому поводу. И хотя его заболевание считалось неизлечимым, он намного пережил все сроки, установленные врачами. Он просто решил для себя, что будет жить, вне зависимости от реакций его тела (проявлявшихся в его внешнем виде), вне зависимости от реакций его окружения (мнения врачей) и вне зависимости от временных рамок (диагноза, оставлявшего ему шесть месяцев жизни).
Люди всё время используют выражение «решиться на что‑то», и я надеюсь, что теперь мы будем вкладывать в него новый смысл. Решаясь на что‑то, мы задействуем наш разум. Мы в состоянии буквально перестроить его, как это сделал Дин. Мы можем заставить наш разум действовать вне зависимости от обычных ограничений времени и внешней среды. Мы в состоянии вообразить нашу собственную реальность, отличную от той, в которой мы сейчас находимся, и дать ей жизнь. И первым шагом на этом пути является задействование лобной доли, чтобы мы могли командовать собой. Почему так мало людей в состоянии достичь уровня своих героев? Разве эти герои наделены каким‑то особым мозгом, отличным от мозга других людей? Разумеется, нет. Просто эти самые герои научились «жить в своём уме» (а точнее, в своей лобной доле) с большим успехом, чем остальные.
Фокусировка внимания и управление импульсами.
В колледже у меня был один знакомый, которого я прозвал сорокой. Сороки – умные и очень любопытные птицы. А кроме того, они известны своей склонностью к воровству. Если они замечают какой‑либо яркий, блестящий предмет, им необходимо разобраться, что это за штука. Их гнёзда часто являют собой живописную свалку всевозможного добра, которое они присвоили, следуя своему природному любопытству. Мой приятель не был вором, насколько мне известно, но он так же легко отвлекался на что угодно, как и эти пернатые собратья. Мы вместе посещали учебную группу, и было почти невозможно заставить его сфокусироваться на текущей работе. Где бы мы ни встречались – в комнате общежития, в зале библиотеки, на квартире у общих знакомых или в кофейне, – любое движение или объект могли отвлечь его внимание от текущей задачи. Его глаза перемещались по помещению в самых неожиданных направлениях. И хуже всего было то, что ни одна мысль, возникавшая у него в голове, казалось, не отфильтровывалась как неподходящая для вербализации. Его поток сознания был сплошной последовательностью непоследовательностей. Я знал кое‑что о синдроме дефицита концентрации внимания с гиперактивностью, и я не думаю, что он был жертвой этого синдрома в чистом виде, однако его неспособность спокойно сидеть, сконцентрировавшись на чём‑то одном, вызывала впечатление, что он реагировал на каждый импульс, затрагивавший его тело и гиперактивный разум. Разумеется, у него имелась лобная доля, но она как будто была постоянно поглощена натиском призывов к действию со стороны его тела.
Когда мы ясно сознаём, чего хотим, лобная доля блокирует любые впечатления, отвлекающие от нашей цели и намерения.
Как часто мы задействуем эту функцию лобной доли? Представьте, как бы вы повели себя в следующих обстоятельствах. Одним воскресным утром вы собрались отправить маме подарок на день рождения. Она живёт в тысяче километров от вас, а день рождения её наступит через пять дней. В понедельник почта будет закрыта, так что сегодня у вас есть единственная возможность отправить ей подарок, чтобы он прибыл вовремя. А после почты ближе к полудню вы собираетесь пообедать вместе с мужем (или женой). Лобная доля даёт вам ясную картину всего, что требуется, чтобы выполнить эти действия в ближайшем будущем.
Однако по дороге на почту вы замечаете, что ваш любимый магазин устроил распродажу товаров, которые вы просто обожаете. Огромная вывеска о распродаже является внешним стимулом, порождающим импульс в вашем сознании. Итак, какие действия вы предпримете?
Схема А: Вы так увлекаетесь, что забываете о первоначальном намерении, а ваши чувства берут над ним верх. Вы немедленно сворачиваете на парковку перед магазином. Когда же вы, наконец, бросаете взгляд на часы, уже за полдень. Почта закрыта, и даже на обед вы опоздали.
Если вы выбрали эту схему, произошло следующее: когда вы увидели объявление о распродаже, этот внешний стимул вызвал такое сильное раздражение, что мозговой контролёр перестал удерживать ваш разум от отвлечения на посторонние стимулы. Контроль над импульсами был потерян, как и ваша фокусировка на исходном плане. Ваши приоритеты поменялись, и новым намеренным действием для вашей лобной доли стал шопинг. В результате ваше поведение больше не совпадало с первоначальной целью. Желание немедленного удовлетворения перекрыло ослабшее долговременное намерение. Вы не принимали нового решения, чтобы перенести запланированный обед с мужем (или женой), не анализировали будущие последствия в отношении подарка для мамы, и таким образом ваше безответственное поведение затронуло других людей.
Схема Б: Испытывая сильное желание заглянуть на распродажу, вы задействуете лобную долю и рассматриваете возможные варианты. Это вызывает у вас умственную картину ваших мероприятий с учётом времени. Вы взвешиваете приоритеты и решаете придерживаться исходного плана действий. Однако лобная доля предлагает вам возможность разрешить возникшее противоречие и добавляет новое намерение в список дел – после обеда с близким человеком вы вместе отправитесь на распродажу.
Вот что произойдёт, если вы выберете схему Б: префронтальный кортекс позволит вам придерживаться изначально поставленных целей, чтобы ваши действия совпали с намерениями.
Таким образом, лобная доля удерживает мозг от отвлечения на внешние стимулы, не относящиеся к нашим целям.
Лобная доля наделяет нас внутренней силой не реагировать на стимулы, предлагающие немедленное удовлетворение.
Вместо этого она даёт возможность следовать за долговременной мечтой, идеалами и целями, не распыляясь на мимолётные соблазны. Она удерживает нас от моментальных, рефлексивных реакций.
Схема А типична для того, кто легко отвлекается на внешние стимулы. Наш день может складываться подобным образом, если мы не задействуем лобную долю. Мы можем легко отвлекаться на привычные возможности или обстоятельства во внешнем мире, не совпадающие с нашим исходным внутренним намерением. Мы поступаем так потому, что хотим испытать немедленное удовлетворение, вместо того чтобы придерживаться цели, выходящей за пределы привычных ощущений тела, активируемых чем‑то из внешней среды.
Какая‑то часть мозга должна быть в состоянии фильтровать неимоверные объёмы ежедневно получаемых стимулов и удерживать наше внимание на наиболее важных, исходя из нашей свободной воли, выбора и наиважнейших целей. Другими словами, какая‑то часть мозга должна действовать как сортировочный цех, позволяя нам обрабатывать всю эту информацию. Например, прямо сейчас вас окружают звуки, на которые вы не обращаете внимания. Но если прислушаться, вы услышите что‑то, чего не замечали ещё несколько секунд назад. Ваш мозг обрабатывал эту информацию просто потому, что слышал её, но пока вы не переместите фокус сознательного внимания на этот звук, вы не воспримите его по‑настоящему, как слуховой стимул. Лобная доля даёт нам возможность выбирать, каким стимулам из внешнего мира мы хотим уделять внимание.
Лобные доли и фокусировка внимания.
Так что же происходит с нашей способностью к фокусировке, когда мы активируем лобную долю? Когда мы усердно изучаем что‑то, полностью фокусируясь на этом, лобная доля предотвращает отвлечение внимания от выбранной нами деятельности. Чтобы удерживать наш разум от отвлечения, лобная доля блокирует сигналы тела, относящиеся к ощущениям и эмоциям, вызываемым внешним миром. И что не менее важно, наша лобная доля «уменьшает громкость», сдерживая те области мозга, которые обрабатывают сенсорную и моторную информацию. Кроме того, лобная доля приглушает моторный кортекс, чтобы в то время, когда мы уделяем внимание чему‑либо и фокусируемся на этом, мы могли сохранять спокойствие. Это возможно потому, что моторные функции в той части мозга замедляются или выключаются; мы переходим в состояние транса, и наше тело следует за нами. Центры моторного кортекса, отвечающие за движения тела, освобождаются от действия разума. Когда сенсорные цепи остывают, мы словно не ощущаем своего тела и внешнего мира, потому что разум больше не участвует в работе чувствительной области неокортекса.
Если мы также перестанем активировать нервные цепи зрительной коры, мы перестанем видеть внешний мир и наши мысли займут главное место в нашем уме. Если мы перестанем активировать нервные сети в слуховой коре, мы перестанем осознавать посторонние звуки, такие как шум дорожного движения за окном. Даже эмоциональные центры в лимбическом мозге остывают. И в результате то, о чём мы думаем или на чём фокусируемся, становится для нас более реальным, чем внешний мир. Когда эти нервные сети приглушаются лобной долей, мы перестаём осознавать своё тело, внешнюю среду и даже время.
Наша лобная доля также не даёт разуму отвлекаться на воспоминания и ассоциации, на другие мысли или внешние стимулы, не относящиеся к текущей задаче. Например, ограничивается ассоциативная работа височной доли, чтобы мы не отвлекались на образы и связанные с ними ощущения, не относящиеся к предмету фокусировки нашего внимания.
Допустим, вы решили сконцентрироваться на том, чтобы изменить свои мысли и действия в отношении постоянных жалоб сестры. Лобная доля следит за тем, чтобы ваши мысли соответствовали изначальной цели, не давая вам отклоняться от выбранного пути. Лобная доля начинает собирать данные и побуждает к мыслям о том, каким должно быть ваше поведение, исходя из базы вашего прошлого опыта и философских знаний. И тогда при удержании должной фокусировки ваше намерение осуществляется.
Но что, если в то время, когда вы начали думать о том, как по‑новому относиться к сестре, вы также начинаете отбирать ассоциации из прошлого, связанные с сестрой, но не имеющие отношения к вашему намерению? Через несколько секунд разум отклонится ко всем случаям из вашего детства, когда сестра обвиняла вас во всех своих неудачах, начиная с общего велосипеда, за который вы вечно дрались и спорили, какого он цвета – красного или розового. Потом вы вспомните, как в 12 лет свалились с него, и вот незаметно вы уже думаете о том, как последний раз лежали в больнице и дядя Фрэнк принёс вам мороженое, и вы думаете, где он теперь… в общем, вы меня понимаете. Ваша исходная мысль касалась изменения вашего поведения в отношении сестры, а в следующую минуту вы уже едите мороженое и беседуете с дядей Фрэнком.
В этом и состоит работа лобной доли – удерживать разум от перемещения к ассоциативным нервным цепям и воспоминаниям, уводящим нас вдаль от исходных мыслительных процессов. При сильном намерении удерживать в уме некую картину наш «умственный босс» не позволит ей поблекнуть. Он будет ежесекундно отклонять посторонние сигналы, поступающие в мозг. Ученые называют этот процесс понижением отношения сигнал/шум. Для наших целей мы будем называть это понижением звука внешних стимулов.
У людей, склонных к бурным эмоциональным реакциям на незначительные неприятности, сигналы, посылаемые телом в мозг, такие громкие и устойчивые, что лобная доля не в состоянии удерживать длительную фокусировку на некоем высшем идеале; химикалии стремительно заполняют тело и мозг, и автономная нервная система берёт контроль на себя, стремясь удовлетворить потребности тела.
Однако, как мы уже говорили, лобная доля может наделить сознательную мысль таким значением, что ничто другое просто не будет существовать. Эта внутренняя картина задействует так много нашего сознательного внимания, что внешний мир как будто исчезает. Если развить способности лобной доли, можно не отвлекаться на раздражающее поведение членов нашей семьи и выполнять всё задуманное. Все посторонние мысли о нашей семье и недавних событиях в определённом смысле просто испарятся.
РЕЛИГИЯ И МОЗГ.
Долгое время духовный мир и, в частности, трансцендентальный опыт, переживаемый людьми в состоянии духовного экстаза, никак не вписывались в рамки биологических или естественных понятий, как и вообще чего‑либо «реального». Тем не менее в начале 2000‑х годов возникла новая область научных исследований под названием нейротеология. Её представители – и наиболее выдающийся среди них доктор медицины Эндрю Ньюберг из Университета Пенсильвании – предпринимают попытки научной оценки случаев духовного опыта и стремятся выяснить, что, например, происходит в мозге тибетских буддистов во время медитации или францисканских монахов во время молитвы. Применяя сложные технологии, такие как однофотонная эмиссионная компьютерная томография (ОФЭКТ) с использованием радиоактивного индикатора, для исследования мозга людей, переживающих так называемый мистический опыт, Ньюберг с коллегами определили активные области мозга. Работая с добровольцами, погруженными в глубокие медитативные состояния или молитву, ученые выявили, что скопление нейронов в верхней теменной доле – центре ориентировочных ассоциаций – стихает в периоды интенсивной фокусировки и концентрации. Как мы можем ожидать, лобная доля также участвует в этой работе.
Центр ориентировочных ассоциаций позволяет нам определять себя во времени и пространстве, другими словами, физически ощущать, где начинается и заканчивается наше тело. Когда активность в этой области стихает, неудивительно, что люди переживают чувство единения с вселенной. Мозговой дирижёр, участвующий в сфокусированной концентрации, заставляет утихнуть центр, определяющий границы тела, словно приглушая духовую секцию в оркестре. Лобная доля также приостанавливает наше ощущение себя в определенном времени и пространстве. И вот стираются границы между нами, другими людьми и внешней средой, пропадает чувство времени и пространства, а также ощущение самих себя, и, как говорит об этом доктор Ньюберг, мы начинаем «воспринимать себя как нечто бесконечное и по сути сплетённое со всем миром»15.
Проведя работу с людьми, способными достигать высочайшей концентрации и фокусировки, мастерами наблюдения, обладающими высокоразвитым чувством самосознания, эти исследователи доказали, что существует прямая взаимосвязь между духовным созерцанием и изменением мозговой активности. Когда медитирующий человек пребывает в состоянии интенсивного созерцания, его умственные переживания так же реальны для него, как виды за окном. Связь духовного опыта с неврологической функцией не обязательно означает, что такой опыт существует только в уме человека или что он вызывается неврологическими изменениями в организме. Возможно, что мозг воспринимает духовную реальность.
Помните, что всякий раз, когда мы переживаем что‑либо и храним в мозге в виде воспоминания, мы можем заново переживать эти ощущения путём ассоциации при соответствующей активации из внешней среды. Если мы приходим в дом к маме и чувствуем запах жареной курицы, идём на кухню, видим на столе приготовленную курицу и пробуем кусочек, в такой момент у нас зажигаются все ассоциативные области мозговой коры и в нашем сознании возникает призрачная череда жареных куриц, съеденных нами в прошлом. Если в такой момент провести радиоизотопный анализ нашей вкусовой памяти и позитронно‑эмиссионную томографию мозга, можно получить картину нашего мозга под влиянием образа жареной курицы. Однако из этого вовсе не следует, что курица не существует в реальности. Почему же в таком случае религиозный опыт и, в частности, неврологическая реакция на духовное переживание должны восприниматься иначе?
Исчезающий мир.
Когда мы за рулём думаем о чем‑то важном и значительном для нас, мы можем проехать 40 километров и совершенно не запомнить окружающего пространства. Это происходит потому, что лобная доля приглушает все прочие области мозга и мысленная картина становится для нас реальнее внешнего мира. Когда такое происходит, мозг в буквальном смысле теряет чувство времени (потому что мы перестаём замечать время) и пространство (мы ничего не видим, потому что наша зрительная кора отключается) и у нас пропадает представление о своём теле. Фактически, в такие моменты мы не ощущаем себя внутри тела – мы видим лишь мысленный образ, имеющий для нас особое значение. Такой процесс называется диссоциацией. Он происходит, когда мы естественным образом диссоциируемся от непрерывных ощущений тела во внешнем мире линейного времени. Мы больше не ассоциируем наше ощущение себя с окружающей средой. И самое поразительное – мы то и дело проделываем это, сами того не замечая. Когда такое происходит, наш «диспетчер» (лобная доля) отсоединяет все линии связи, чтобы мы не отвлекались и могли направить внимание на более важные мысли.
Когда в дело вступает лобная доля, мы отключаем множество нервных сетей и отсоединяемся от синаптического «я» – личностной самоидентификации, размеченной в остальном мозге. Мы фактически покидаем территорию нашего «я» и оставляем все ее сенсорные ассоциации, а также ассоциации с событиями и воспоминаниями о людях и вещах, привязанных к конкретному месту и времени. Мы оставляем ассоциации со всем комплексом, составляющим нашу личностную индивидуальность16. Поэтому мы не только диссоциируемся от нашего тела, внешнего мира и чувства времени, но также оставляем самоощущение личности, включенной в общую историю. Мы теряем ассоциацию с нашим «я», перестаем быть «кем‑то», сбрасывая присущие нам определения, и становимся «никем». Мы исчезаем. Мы забываем наше «я» и наши воспоминания об этом «я». Вместо этого мы буквально становимся мыслью, которую обдумываем. Эта естественная способность, благодаря которой наша личность исчезает, как это происходит, пока мы ведём машину, задумавшись о чём‑то, является тем самым целенаправленным действием, с помощью которого мы перестраиваем свой мозг.
Недавно моя машина стала барахлить, и я отправился к автомеханику, известному в округе как «гаражный гуру». Здание автосервиса не произвело на меня впечатления, чего нельзя было сказать о пристальном взгляде специалиста. Когда же я стал рассказывать о неполадках, его взгляд стал отсутствующим. У меня возникло чёткое ощущение, что мы с ним больше не находимся в одном пространстве и времени.
Автомеханик попросил завести машину, я стоял рядом с ним, пока он слушал звук двигателя, склонив голову набок, весьма напоминая известную собаку с эмблемы фирмы грамзаписи. Я спросил его, слышит ли он жужжащий звук, но он не ответил, и его взгляд снова стал отсутствующим. Я был уверен, что он анализирует информацию, размышляя о возможных причинах необычного шума, тщательно обдумывая варианты решения этой проблемы. Механик сопоставлял этот звук с другими подобными звуками, которые слышал на протяжении последних 30 лет работы. Все эти впечатления продолжали зажигать нервные клетки, а, как мы знаем, нервные клетки, зажигаемые вместе, скрепляются. У моего механика имелась надёжная сеть смонтированных нервных цепей, обрабатывавших поток сознания и готовых диагностировать любую возможную неполадку в моей машине.
Я подумал о том, как раньше пригонял машину в фирменный автосервис, где первым делом работники подключали ее к диагностическому аппарату. Здесь же работал более тонко устроенный диагностический аппарат с памятью большего объема! Все диагностические аппараты имеют общее качество: сократить объем входящих сигналов до минимума, который позволит решить текущую проблему. Местный механик делал именно это и довольно скоро вернул мой двигатель в отличное состояние.
МУЗЫКА ДЛЯ МОИХ УШЕЙ.
Однажды зимним вечером мой пёс по кличке Скакус сидел рядом со мной у горящего камина. На заднем фоне Джеймс Тейлор пел «Sweet Baby James», и я в который раз поразился, как здорово у меня вышел итальянский соус. Глядя на Скакуса, я думал, слышал ли он когда‑нибудь Тейлора, поющего «sayin’ like it is», и мог ли он оценить ритм «Carolina in My Mind». То есть я знал, что он мог слышать всё это, но мог ли он оценивать эти звуки и отличать их от остальных, находя в них особое значение? Может ли он отличать музыку от не музыки? И слышит ли он вообще музыку?
Мы знаем, что в процессе эволюции все виды реагируют на внешнюю среду, после чего в течение поколений развивают особую анатомию и физиологию, чтобы адаптироваться к стимулам внешней среды для выживания. Другими словами, медленный процесс эволюции, происходящий в течение сотен тысяч лет, создал Скакуса (а стало быть, и любую другую собаку) способным слышать звуки лучше, чем человек. Это ведь эволюция, разве нет? Однако, несмотря на способность различать более широкий диапазон звуков, чем я (его уши явно больше моих), он, тем не менее, может совсем не «слышать» музыки. Скакусу никогда не был нужен (и вряд ли когда‑то понадобится) рок‑н‑ролл. Ему требуется только острота различения звуков, ведь это генетически необходимо, чтобы охранять, охотиться и проводить оценку окружающей среды на предмет присутствия хищников. Такова собачья жизнь. Однако вопрос оставался открытым: слышит ли он музыку? Может, его мозг просто не приспособлен к Джеймсу Тейлору? Или музыка – это нечто слишком гармоничное для его слуха?
Мозг Скакуса приспособлен для различения изменений в его внешнем мире. Он слышит, когда музыка стихает, и подобным же образом он может слышать, когда она возникает. Если я изменю громкость, это также может обратить на себя его внимание. Однако его мозг, вероятно, не реагирует на музыку, потому что она для него не важна. Это не те звуки, которые его мозгу (как и мозгу любой собаки) нужно слышать сознательно.
С другой стороны, мы, сидя за компьютером, можем не обращать внимания на звонящий телефон коллеги, но слышим, когда звонит наш телефон. Наш телефон достаточно важен для нас, чтобы требовать к себе внимания, и это явление предполагает, что что‑то происходит – звучание нашего телефона захватывает наше внимание, сознание или фокус.
Уши Скакуса улавливают звуки различного типа (они ловят их с ловкостью антенны), и эта информация передаётся в его мозг. Однако его мозг не придаёт значения музыке, поскольку его сознание не отзывается на такой стимул. Он не слышит музыку, поскольку его лобная доля не настолько развита, чтобы наделять эти относительно новые звуки особым значением. Собачий мозг приспособлен для реагирования, но не для наделения значением. Для Скакуса музыка не существует.
Вероятно, это же верно и для людей. Возможно, за все время эволюции мы перестали различать бессчётное количество единиц информации, потому что не думали, что она пригодится нам. Если так, мы можем упускать огромные возможности, далеко выходящие за пределы наших знаний. Что, если вся эта неисчислимая информация существует для нашего мозга и нам так же просто обработать её, как решить, куда направить своё внимание? Гениальность может быть совсем рядом.
В зоне.
Слышали ли вы когда‑нибудь о таком понятии у спортсменов, как быть в зоне? Бейсболисты рассказывают, что в самый разгар игры летящий мяч кажется большим, точно грейпфрут. Майкл Джордан говорил, что его подачи просто не могли пролететь мимо кольца, словно оно было размером с мусорный контейнер. В обоих случаях шум толпы, другие игроки на поле или площадке и даже всё игровое окружение как будто исчезали. Не существовало ничего, кроме мяча и биты или мяча и корзины.
Мы переживаем нечто подобное, когда что‑то, над чем мы работаем, становится единственно значимым предметом в поле зрения, а все другое исчезает. Мы попадаем в зону. Мы оказываемся там только периодически, но если развить способность присутствовать здесь и сейчас, можно продлевать продолжительность и частоту нашего пребывания в зоне.
Когда мы так фокусируемся, что перестаем сознавать все внешние стимулы, кроме нескольких, которые считаем жизненно важными, мы начинаем замечать, что наше чувство времени замедляется и восприятие объектов в пространстве как будто зависает. Когда для мозга не существует больше ничего, кроме единственного действия или намерения, кажется, что нет ни будущего, ни прошлого, ни успеха, ни неудачи, ни правильного, ни неправильного – есть только этот момент, только сейчас. Мы теряем границы между собой и не собой.
Когда мы перемещаем все свое внимание с собственной индивидуальности на некую мысль, действие или объект, лобная доля фильтрует все случайные сенсорные стимулы в окружающей среде. Внимание мозга на сто процентов центрируется на отношениях между мыслью и действием. По сути, индивидуальность больше не ограничена личным «я» со своей историей; вместо этого новая индивидуальность становится мыслью или намерением, переживаемым в текущий момент. Разум объединяется (становится единым целым) с тем, на чем сфокусировано внимание. Мозг и разум уже не зажигают нервные сети, составляющие базовую идентичность; они больше не повторяют прошлого. Разум теперь пребывает в наилучшем положении для намеренного обучения, созидания и выполнения того или иного навыка. Лобная доля – это та часть мозга, которая позволяет нам быть полностью в настоящем моменте.
Новая надежда для страдающих синдромом дефицита внимания.
Есть такая шутка: «Хочу придумать шутку про невнимательность, но меня всё время что‑то отвлекает». Однако неспособность удерживать внимание на чём‑либо – это совсем не шуточная тема. Такая патология лобной доли была признана клинической проблемой и получила название синдрома дефицита внимания (СДВ)17. Согласно фундаментальному исследованию шести типов СДВ, проведенному доктором медицины Дэниелом Дж. Аменом, СДВ проявляется, когда префронтальная кора не функционирует должным образом при попытке человека сконцентрироваться и сфокусироваться на чем‑либо. Большинство исследований показали, что причины СДВ в основном генетические. В других случаях он может возникнуть в результате травмы черепа. Некоторые люди с СДВ в прошлом страдали от наркотической или алкогольной зависимости либо их родители были алкоголиками. В добавление к медицинской составляющей некоторые эксперты также утверждают, что СДВ возникает в результате недостатка должной социальной структуризации в период детского развития.
СДВ – это реальная клиническая проблема. При томографии головного мозга видно, как мучаются люди, тщетно пытаясь сконцентрироваться на чем‑то. Вместо повышения активности лобной доли при концентрации на чем‑то новом отмечается прямо противоположное. Клинические тесты, проведенные на людях с СДВ, показывают, что, когда они концентрируются, кровоток в области лобной доли уменьшается. Исследования с использованием томографии мозга ясно показывают, что чем больше жертвы СДВ пытаются сфокусироваться, тем хуже становится кровоток в их префронтальной коре.
Многие симптомы СДВ почти совпадают с симптомами травмы лобной доли в результате несчастного случая или хирургического вмешательства: короткая устойчивость внимания, трудность усвоения опыта, слабые организаторские навыки, склонность легко отвлекаться, низкие навыки планирования, неспособность фокусироваться на заданиях и доводить их до конца, недостаток контроля над действиями и чрезмерная склонность привязываться к своему мнению и действиям вплоть до невозможности изменить их, даже если такой человек знает, что это не идёт ему на пользу.
На первый взгляд люди с СДВ кажутся вполне нормальными, поскольку могут действовать в рамках рутинных заданий, которые уже закреплены в их мозговой коре. Однако в том, что касается соответствия их внутренних представлений поведению, фокусировки на новых заданиях или организации собственной жизни, становится очевидно, что жертвы СДВ имеют серьёзные проблемы. Например, почти половина гиперактивных подростков с нелеченым СДВ получают срок за тяжкое уголовное преступление. Половина всех заключённых имеют СДВ. Чуть больше трети жертв СДВ не в состоянии окончить среднюю школу. Чуть больше половины страдают алкогольной и наркотической зависимостью. И родители детей с СДВ разводятся в три раза чаще, чем в других семьях.
Применяя новейшую технологию функциональной томографии мозга, опытные ученые и несколько высококлассных врачей выяснили, что при сбоях в работе лобной доли могут проявиться несколько различных типов СДВ. Если мозговой дирижер не в порядке, он не может гармонично управлять мозговым оркестром. В результате различные центры мозга становятся чрезмерно или недостаточно активными. Помните, что лобная доля связана со всеми прочими частями мозга. Поэтому, если лобная доля не работает должным образом, исследователи могут видеть, как это отражается на других областях. Это вызывает различные типы СДВ, и, согласно доктору Амену, практикующему нейробиологу и автору нескольких бестселлеров об СДВ, тревожных состояниях, депрессии и томографии мозга, симптомы СДВ в настоящее время связываются с различными томографическими паттернами.
Например, особый тип СДВ, называемый синдромом гиперактивности с дефицитом внимания (СГДВ), поражает тысячи людей на территории Соединённых Штатов Америки. Его основными признаками являются неспособность контролировать свои действия и поддерживать должное поведение, согласно общественным нормам. Жертвы СГДВ склонны к бесконтрольному поведению в школьных конфликтах и пренебрегают домашними правилами. Принимая во внимание наше современное понимание лобной доли, можно видеть, что дети и взрослые, страдающие СГДВ, не могут заставить себя воздерживаться от некоторых действий, к которым их побуждают импульсивные мысли. Они часто попадают в неприятности, и эмоционального подъема, получаемого в стрессовых ситуациях, вкупе с приятным адреналиновым коктейлем достаточно для повышения их восприимчивости. Именно прилив адреналина повышает их восприимчивость, тем самым пробуждая мозг на короткое время. Однако после того, как это состояние проходит, они неизбежно попадают в неприятности, поскольку им требуются более сильные стимулы, дающие ещё больший эмоциональный заряд и подъём. К счастью, у нас имеются различные медикаменты для лечения таких отклонений. У нас есть надежда. В течение последних лет отмечается удивительный прогресс в диагностике и лечении СДВ.
Лобная доля и свободная воля.
Одним из свойств человека, более всех прочих отделяющих его от остальных живых организмов, является свободная воля – способность выбирать направление действий, будучи свободным от ограничений, налагаемых на животных их биологически обусловленными импульсами. Споры о том, насколько мы действительно свободны, выходят за рамки этой главы, однако лобная доля и наша способность свободного выбора взаимосвязаны непосредственным образом. Лобная доля позволяет нам совершать сознательный выбор, основываясь не на воспоминаниях, а на способности выбирать то, что мы хотим выбрать.
Если мы делаем выбор, основываясь на памяти, мы не сильно задействуем лобную долю. Но когда нам нужно думать и делать выбор, не обусловленный нашей памятью («ящиком» известных сведений), в лобной доле отмечается повышенная активность. Исследователи провели эксперименты, показавшие, что лобная доля наиболее активна в процессе принятия решений по свободной воле. Решения, принимаемые участниками подобных экспериментов, не подразумевают такие простые ответы, как «да» и «нет», а скорее связаны с неоднозначными ситуациями, в которых выбор совершается, исходя из того, что хочется сильнее всего18.
Доктор философии Элхонон Голдберг, профессор Нью‑Йоркской школы медицины, показал в ряде своих экспериментов, что лобные доли имеют первостепенное значение при принятии решений по свободной воле. В своем исследовании он показал группе добровольцев геометрический символ, а затем попросил выбрать один‑два варианта в форме дополнительных наглядных дизайнерских решений. Участникам ясно дали понять, что ни один вариант не является правильным или неправильным. Их выбор и реакция должны являться результатом их личных предпочтений. Они были вольны выбирать по своему желанию. Кроме того, им сказали, что они пройдут множество испытаний и ни одно не будет напоминать другое.
И вот здесь началось самое интересное. В экспериментах Голдберга участники были разделены на две группы. Одна группа состояла из здоровых индивидов без неврологических заболеваний, а вторая группа включала людей, имевших различные травмы мозга. В результате выяснилось, что люди, имевшие повреждения лобных долей, переживали трудности при формулировке своих реакций, тогда как люди с травмами других областей мозга не испытывали особых сложностей при принятии решений по свободной воле. Другими словами, люди с травмами лобной доли обнаруживали трудности в свободном выборе того, что им нравится. А люди с травмами других областей мозга так же, как и нормальные люди, не испытывали трудностей при выполнении заданий.
После этого доктор Голдберг усовершенствовал данный тест. Он попросил людей с повреждениями лобной доли сделать выбор, «наиболее схожий с целью», а затем выбор «наиболее несхожий с целью». И то же самое он предложил сделать людям со здоровым мозгом, которых задействовал в качестве контрольной группы. Это был простой тест на восприятие знакомых стимулов (известного). При таких условиях, когда не требовалось делать неоднозначный выбор, люди с повреждением лобной доли выполнили задания так же хорошо, как и контрольная группа.
Этот эксперимент привёл к двум явным выводам. Во‑первых, лобные доли имеют важнейшее значение в ситуациях, требующих выбора по свободной воле, особенно когда человек должен сам решать, как интерпретировать ситуации, в которых имеется более одного чёткого варианта развития событий. И, во‑вторых, лобные доли не имеют первостепенного значения, когда ситуация сводится к простому действию, определяемому правильной или неправильной реакцией. Из этого следует, что принятие «правильного» решения, вероятно, не требует такого высокоразвитого мышления, как принятие решения по свободной воле.
Это исследование также выявило, что, когда мы принимаем решения, основываясь на том, что уже известно и закреплено в неокортексе (нервные сети знакомых впечатлений), мы не только не активируем лобную долю, но также не проявляем свободной воли. Другими словами, когда наша лобная доля не активирована, мы думаем, что выбираем по свободной воле, но фактически выбираем, основываясь на ограниченном круге знакомых сведений. Мы полагаемся на активацию существующего умственного аппарата, функционирующего на основе нашей памяти, исходя из нашей способности выбирать из знакомых величин, а не из новой информации, которую можем потенциально освоить с помощью лобной доли. Чтобы выбирать из знакомых, рутинных, привычных, известных ситуаций, требуется очень малая активность лобной доли. Так что, хотя мы думаем, что совершаем выбор по свободной воле, мы можем выбирать из того, что нам уже известно, и тогда это уже совсем не будет свободным выбором. Это будет просто распознаванием паттернов. Это реакция на стимул, а не свободная воля.
Как часто мы прибегаем к этому в повседневной жизни? Действительно ли выбор между такими понятиями, как правильно и неправильно, хорошо и плохо, республиканцы и демократы, успех и неудача, заставляет нас вести себя так, будто у нас травмирована лобная доля? Например, когда мы попадаем в знакомую ситуацию, активируются ли ассоциативные нервные сети, заставляющие нас думать и действовать заранее заданным способом? И значит ли это, что мы не совершаем свободного выбора? Что, если вместо этого мы просто задействуем автоматическую программу, которая начинает обрабатывать информацию бессознательным способом?
Если так, тогда реклама является многократным кодированием в памяти продукта, и при возникновении ситуации, в которой нужно предпринять какое‑то действие, мы выбираем самый частый неврологический паттерн, соответствующий нашим нуждам. В таком случае наша свободная воля бездействует. Вместо этого мы просто реагируем на стимул из ограниченного набора заранее заданных паттернов. Требуется приложить усилие, чтобы поразмыслить над новыми возможностями, существующими за пределами правильного и неправильного и всех известных вариантов, а это означает, что нужно прервать программы, закрепленные в мозге.
Когда лобная доля не активирована, мы можем реагировать только на то, что знаем и что уже хранится у нас в мозге, и мы всегда будем выбирать уже известное нам.
Мы думаем, что выбираем, но в действительности просто используем автоматические механизмы реагирования, нацеленные на немедленное облегчение и удовлетворение.
И в таком случае эмоциональные реакции – повторяющиеся, рутинные и предсказуемые, к которым мы, по сути, привязаны, – являются продуктом удручающего бездействия лобной доли. А если спит лобная доля, спим и мы.
ЛОБНАЯ ДОЛЯ И ОБУЧЕНИЕ.
Нам следует внимательней отнестись к современным методам тестирования в общеобразовательных системах. Студенты зубрят материал, чтобы быть в состоянии дать правильный ответ, и когда проходят тест, всё, что им требуется, – это «отрыгнуть» информацию. Студентам приходится задействовать лобную долю, чтобы изначально выучить и запомнить материал. Но выбор правильного ответа в тесте требует очень малого использования лобной доли.
Другие виды оценки знаний, такие как сочинение на заданную тему, требуют гораздо большей работы лобной доли (и, следовательно, самого студента). Когда студентам задают вопросы открытого типа, им приходится формулировать ответы на основании выученного. Такой подход заставляет использовать всю изначально усвоенную информацию, думать о возможностях и потенциалах, а также переформулировать материал для подтверждения его лучшего понимания. В это время студенты задействуют лобную долю в максимальной степени. Применение метода Сократа в отношении задаваемых вопросов выводит нас за пределы известного и заставляет строить предположения – отличный способ избежать механического цитирования, весьма симптоматичного для нашей образовательной системы, и несправедливого пренебрежения лобной долей.
Эволюция лобной доли.
Представьте, что мы вышли на новую работу и переносим вещи в складское помещение в подвале. Спускаясь в первый раз по лестнице, мы ударяемся головой о низкую балку. Мы испытываем немедленную боль. Выходя из подвала, мы смотрим на балку в раздражении и отмечаем, что она действительно очень низкая. Наверху мы берём ещё несколько вещей, чтобы отнести их в подвал. Спускаясь, мы начинаем говорить с напарником о вчерашнем футбольном матче, забываем о препятствии и снова прикладываемся головой о балку. Теперь нам ещё больней, ведь мы ударились ушибленным местом. На этот раз мы останавливаемся, делаем в уме заметку об этой балке, прислушиваемся к внутреннему голосу, велящему обратить внимание на балку в следующий раз, и побуждаем лобную долю в большей мере присутствовать и сознавать наши действия. Когда мы будем спускаться по лестнице в третий раз, наш мозговой управляющий велит нам пригнуться.
Позволяя нам учиться на своих ошибках, лобная доля играет огромную роль в нашем выживании и эволюции нашего вида. В активном состоянии она освобождает нас от повторяющихся или рутинных результатов, давая нам повышенную восприимчивость, чтобы мы могли пережить последствия, отличные от предыдущих.
Если какой‑либо вид подвергается воздействию повторяющихся стимулов из внешней среды на протяжении нескольких поколений, со временем он приспособится к ним. Генетика этого вида изменится, чтобы поддерживать новое внутреннее состояние, которое поможет будущим поколениям выжить при воздействии данного внешнего стимула. Это называется выживанием вида. Для большинства видов это процесс линейный и медленный.
Лобная доля наделяет нас способностью обучаться и адаптироваться на основе нелинейных паттернов, так что мы можем достигать немедленных изменений с помощью своих мыслей и действий. Поэтому наши воспоминания служат основой, опираясь на которую мы можем выполнять свою работу лучше в подобных обстоятельствах. Такая нелинейная эволюция позволяет нам модифицировать поведение и создавать совершенно новый диапазон опыта в течение одной физической жизни.
Лобная доля: вкл. или выкл.?
Далее следует упрощённый перечень того, что мы можем делать или какими мы можем быть, когда наша лобная доля активна:
- Намеренная осознанность и длительное удержание внимания;
- Рассмотрение возможностей и совершение действий в соответствии с этим;
- Решительность;
- Ясность;
- Радость;
- Практические навыки;
- Приспособляемость;
- Способность учиться на ошибках и делать что‑то по‑другому в следующий раз;
- Способность планировать будущее и придерживаться составленного плана;
- Фокусировка внимания;
- Повседневный обзор вариантов;
- Усиленное ощущение себя;
- Способность действовать в соответствии с поставленной целью;
- Дисциплинированное поведение;
- Способность выстраивать улучшенные варианты, опираясь на прошлый опыт;
- Способность удерживать идею вне зависимости от внешних обстоятельств;
- Способность делать мечты, цели и намерения более реальными, чем внешний мир и реакция тела на него;
- Концентрация, отключающая внешний мир;
- Способность пребывать здесь и сейчас с самим собой и внутренними мыслями;
- Проактивность;
- Индивидуальность.
А это перечень того, что мы можем делать или какими мы можем быть, когда наша лобная доля не действует должным образом:
- Вялые и ленивые;
- Апатичные и немотивированные, безынициативные;
- Желание однообразия, рутины и предсказуемости;
- Нежелание учиться;
- Склонность легко отвлекаться;
- Неспособность составлять планы на будущее;
- Поведение, не приносящее удовлетворения;
- Неспособность завершать действия и задания;
- Непосредственная реакция на обстоятельства;
- Умственная скованность, неприятие перемен;
- Фиксация на одних и тех же негативных мыслях;
- Неспособность слушать;
- Неорганизованность;
- Импульсивность;
- Чрезмерная эмоциональность;
- Забывчивость;
- Неспособность видеть варианты действий;
- Склонность быть ведомым.
В разное время мы почти наверняка проявляем признаки из обоих перечней. Тем не менее мы, вероятно, слишком долго придерживались убеждения в том, что перечисленные здесь негативные свойства находятся за пределом нашего контроля. Слишком часто, если у нас есть силы увидеть себя со стороны мысленным взглядом, мы говорим: «Я дезориентирован», или «Я импульсивен», или «Я ленивый». Само выражение «я такой‑то» говорит о том, как мы смотрим на собственную способность к изменениям. Сказать «я такой‑то» равнозначно признанию: «Моё состояние бытия есть, было и всегда будет таким». Но теперь мы знаем, что обладаем способностью контролировать собственный разум.
Мы слишком долго придерживались убеждения в том, что совершаем выбор относительно нашей идентификации и будущего по свободной воле. Надеюсь, я достаточно ясно дал понять, что большую часть времени мы совсем не пользуемся свободной волей. Мы просто выбираем готовые варианты из набора, обусловленного нашим прошлым. Мы ещё не начинали применять свободную волю и не пользуемся в полной мере этим даром, которым является лобная доля.
Давайте же посмотрим, как использовать лобную долю в большей степени, чем когда‑либо считалось возможным, раскрывая полный потенциал нашего разума, тем самым создавая жизнь, которую мы сами выбираем.
Свежие комментарии